— Я не хочу, чтобы ты сожалел о том, что сказал, не подумав. Я не хочу тебя связывать ни в чем.
— Да это и не удастся, дорогая. — Он поднялся из-за стола, достал деньги из бумажника и положил их на стол. — Тебе пора бы уже знать, что все, что я говорю, я обдумываю заранее.
Она выпятила свои пухлые губки.
— Ты отвезешь меня домой?
— Еще чего, домой, — кровь пульсировала у него в висках, когда он глядел на нее. — Тут за углом есть отель. Сарай, конечно, но кровати в номерах имеются.
Он взял ее под руку, и его пальцы с такой силой сжали ей руку, что ей стало больно. Макхью знал портье. Он свистнул ему, не сбавляя шага, поймал на ходу ключ и направил Лорис к лифту. Лифтера не было на месте. Макхью поколдовал с кнопками и, взглянув на ключ, остановил кабину на шестом этаже.
— Макхью! Лифт…
— Пусть этот сукин сын прогуляется на шестой этаж, — резко ответил он. — Тем более, что ему все равно нечего делать.
Он с силой сунул ключ в скважину, распахнул дверь, толкнул ее в комнату и захлопнул дверь.
Она зацепилась за ковер, туфелька на высоком каблуке соскочила, и она растянулась на кровати. В ее широко открытых глазах было дикое выражение, щеки пылали.
— Макхью… — в голосе смешались страх и ярость, и желание. Пуговицы сыпались с его рубашки.
— Какое славное платье. Шелк или что-то в этом роде, — сказал он хрипло. — Ужасно не хотелось бы его рвать.
Она встала и платье упало к ее ногам.
Она начала расстегивать лифчик.
— Как ты медленно это делаешь. — Одним движением руки он разорвал его. Вздрогнув, она прижалась к нему, а его сильные руки скользили по изгибам ее тела и, на мгновенье остановившись на тонких кружевах, снова с силой рванули.
Она обхватила его ногами, и они упали на постель.
Позже Макхью подумал, что сознательно хотел сделать ей больно, но она ответила тем же, и это его хриплый вскрик разорвал тишину комнаты. Его спину обожгло огнем, и он с изумлением увидел следы крови на ее пальцах, когда она снова прижалась губами к тому месту на плече, где ее зубы оставили отметину. Но теперь прикосновение ее языка было ласкающим, исцеляющим. Пожалуй, в первый раз после всего не было ни затяжки сигареты, ни обычных слов. Они молча оделись и медленно вышли из номера — высокий мужчина с синяками и ссадинами на лице и с кровью, проступившей на рубашке, на которой не хватало пуговиц, и высокая белокурая женщина, двигавшаяся с природной грацией. Лифта уже не было, и, крепко взявшись за руки, они пошли пешком по лестнице.
Когда он появился в "Двери", его уже ждала записка с номерами телефонов, по которым следовало позвонить. Ему не хотелось разговаривать ни с Бадом Чэпменом, ни с Ником Футом. На него нахлынула сентиментальность, ему захотелось оказаться в их просторной постели, в объятиях Лорис. Ему даже пришло в голову, что когда человеку уже перевалило за тридцать пять, то самое время перестать носиться по свету, ввязываясь в различные передряги. Первым он набрал номер Бада Чэпмена.
— Отряхни пыль с плаща и заточи кинжал, — сказал Чэпмен. — Черная птица летит сегодня.
— Выкладывай, — сказал Макхью, перевернул ящик и уселся на него. — Когда и откуда?
— Похоже, планы изменились. Мой "Гусь" зарегистрирован как международная компания, и Голландец сказал, что его это устраивает. О времени вылета разговора не было, но я должен быть готов в любой момент после захода солнца.
— И ничего о том, куда?
— Ни слова.
— Но ты хоть попытался узнать что-нибудь?
— Конечно. Я сказал, что мне нужны метеоусловия, и это была неправда, и что мне нужно заполнить формы для полета. Тогда он посмотрел на меня своими поросячьми глазками и сказал, что я чертов брехун, и это было правдой. Потом я решил изобразить жлоба и заявил, что не собираюсь терять летательный аппарат стоимостью двести тысяч за какие-то паршивые пять штук, и что теперь моя цена двадцать пять тысяч. Некоторое время он приходил в себя, но потом перестал вопить, как раненая пантера, и заплатил.
— Все двадцать пять? — изумленно спросил Макхью.
— Половину. Каковую я уже заначил и о каковой никто, кроме меня и тебя, никогда не услышит. В первую очередь, я имею в виду любопытных леди из налогового ведомства.
Макхью присвистнул.
— Что-нибудь конкретное о грузе?
— Пока ничего. Он сказал, что это его заботы. Но тут вот еще что. Пассажиров будет не двое, а трое.
— Если так пойдет, то ты и взлететь не сможешь.
— "Гусь" справится. Решать тебе, Мак. Если скажешь, что лететь не надо, он не пошевелит ни одним пером.