Петр сощурился:
— Что ж ты думаешь, ее никто не ищет?
Наступила очередь Игната пожимать плечами.
— Ее папик небось всю область на уши поставил. Куда против него нам, серым мышатам… Впрочем! Съезди-ка на ипподром! — внезапно оживился Петр. — Может, там ее видели. Вечером я по дискотекам пройдусь. Она любит «Черный лис»…
Крылов немного удивился, но согласно кивнул. Хозяин уже собрал чашки, и сноровисто мыл их в раковине. Игнат поднялся.
— Постой… Игнат?
Парень повернулся. Петр вытер пальцы и теперь держал полотенце наотлет:
— Вы все, молодые, думаете, что быть взрослым и богатым — это круто. А я теперь не знаю, что мне делать. Понимаешь? Не знаю! Вот, я чего-то зарабатываю — на жизнь хватает, а дом все равно не построить, мне не по уровню… Мое богатство — оно только по вашим, молодежным меркам, богатство. И я долбался, чего-то там учил в институте, потом крутился, бабки делал… И что дальше? В этом месяце купим холодильник, в том году «Пежо» или бумер, через пару сезонов на Кипр съездим… И что? Ну что? До сорока лет, как белка в колесе, а там и старость?
Игнат хотел улыбнуться: его отец свои полвека за возраст не считал. Да и на Кипре есть что посмотреть. Елки-палки, вот бы ему такие проблемы! Но сдержался: очень уж серьезно говорил Петр. Без обычного в таких случая театрального надрыва.
— … Пока я чего-то там заработаю, мне уже жить неинтересно будет. Не то, что стоять не будет, не в том дело… — Петр вымученно улыбнулся. — А неинтересно, понимаешь?
Игнат задумчиво кивнул. «Не в том дело», вот даже как?
Соперник пожал плечами:
— Может, и правда понимаешь. Драться не полез. Значит, в голове не сплошная кость… Удачи тебе!
Крылов сунул ноги в туфли. Распрямился, задел рукавом ветровку, та с шорохом поехала по стене. За курткой открылся щит. Настоящий «викинг» — круглый, с выпуклым зрачком умбона Стальная полусфера для ловли ударов. посередине; с остатками кожаной оклейки. Ирке такой тяжелый не по плечу, да и староват щит… Похоже, его носил Петр — когдато раньше. Рубился с ним в турнирах, вон какие рваные полосы и лохмотья; а как посечены пыльные края! И теперь…
«Петр был таким же, как мы» — думал Игнат, уже закрывая за собой дверь. — «Полосатый оказался прав — Петр действительно из наших. Вот в чем они с Иркой сошлись. Несмотря на всю эту серьезность, который мне тыкали в глаза отец и Иркины подружки. Несмотря на свои сливочные конфеты и славянское масло. Петр тоже ночевал у костра, ругался с мастером о правилах. Хотя, с его-то хваткой, скорее он сам и был мастером. Значит, делал игрушки. Рубил лес и городил игровые крепости. Проставлял за это бутылки лесникам. Встречал на вокзале команды из других городов. Ходил по улицам в кольчуге, и плевал на смешки окружающих. Договаривался с пожарными, с милицией. Писал сценарии, как сейчас Усатый-Полосатый. Может, и с гопниками дрался, говорят, раньше часто приходилось. Но потом вышел из игры. Стал взрослым. Взрослым — или просто таким как все? Ему одиноко до безумия, если со мной с мальчишкой, по его меркам! — он говорит так. Повторит ли он то же самое… ну, например, Иркиному отцу? Хм! И если ему сейчас тридцать, а мне двадцать, то получается…
Получается, через десять лет я буду таким же?»
За спиной Игната жалобно хрустнул замок.
Замок Кащея располагался недалеко от ипподрома. То есть, недалеко по Игнатовым понятиям: минут сорок прогулочным шагом. Самый пугающий разговор на сегодня закончился, и можно было не спешить. Крылов обдумывал на ходу: не обманул ли его Петр? Если он, предположим, спрятал Ирку на даче? Ну, он-то, Игнат, одно дело: поссорилась и бросила… А вот Иркины родители? Станет ли отец прикидываться, изображать беседу с Игнатом, внимательно слушать, еще и психолога от дел отрывать если будет знать, что дочка просто на даче у любовника? Да нет, он пошлет своих людей прямо на дачу, или где она там прячется. Значит, Петру придется поверить. Крылов не знал, плакать ему, или смеяться. Петра его девушка не выбрала. С другой стороны, жива ли вообще?
В этих невеселых раздумьях шло время. Парень размашисто и неторопливо шагал по пыльному асфальту; вокруг уже тянулись бетонные и сетчатые заборы Северного Промузла. Вот и железная дорога. Игнат заскакал по шпалам, а в нужном месте повернул налево. Вот и холмик, взобравшись на который, попадаешь прямиком на скаковое поле, мимо ворот. Откуда Игнат это знал? А все знали. С тех пор, как конно-спортивная школа открыла платный прокат лошадей, все студенты переболели новой модой. Час катания обходился чуть не в половину стипендии, но Иринка не стеснялась просить денег у папы. «Люблю, когда можно не отказывать себе в хорошем» — приговаривала она, — «И ведь не на водку же! Так что не стесняйся, если надо, одолжу». Игнат долго вертелся, как собака над ежом: гордость не позволяла брать деньги, а отстать от Ирки в любом ее увлечении значило потерять ее. Наконец, решение нашлось: вместо денег иногда принимали отработку, например, разгрузку сена или чистку денников. Порой и отец подбрасывал двадцатку-другую, наивно полагая, что Игнат тратит их на пиво. В общей сложности, Игнат ездил три-четыре раза в месяц. Иногда — равномерно по воскресеньям, иногда все три раза приходились на одну неделю.
Скаковое поле встретило привычным топотом: олимпийский резерв стачивал подковы. На пятнадцать человек три мальчишки, прочие все девушки. Говорят, у англичан в моде верховая езда, а здесь, судя по всему, парни идут на карате да в тренажерные залы — это те, кто вообще в силах слезть с дивана… Ирка, помнится, долго возмущалась такой деградацией мужчин, и даже какую-то мудреную книгу в пример приводила. Игнат прошел краем поля, возле щитов с номерами встретил сторожа:
— Здравствуйте!
— Здорово. Грузить пришел? — дядя Вася протягивал руку-лопату. Игнатова пятерня выглядела на его ладони спичечным коробком. Рукопожатие у дяди Васи что плоскогубцы: вроде бы и не сильно и не больно, но не вырвешься, пока он про свой футбол не расскажет. Николаю, при всей его богатырской стати, до дяди Васи было еще расти и расти.
— Нет… Ирку ищу. Здесь не было? — выпалил Игнат, пока сторож не завелся о преимуществах «Барселоны» перед вырвавшимся в какую-то там лигу «Спартаком».
Дядя Вася с сожалением разомкнул стальную хватку:
— Я не видел. Вон Люська на Интерьере, ее спроси…
Люся как раз выводила вороного из конюшни. Игнат подошел, хлопнул Интерьера по шее:
— Что, крестник? Еще кого на забор усадил?
Маленькой и смешливой Люсе много не надо: расхихикалась так, что конь шарахнулся. Но ручки у наездницы были твердые, а потому жеребец быстро угомонился. Игнат вздохнул завистливо: его кони так не слушались. В начале лета Крылов тайком от Ирки решил взять пару уроков езды, чтобы не болтаться совсем уж мешком в седле. Но с ритмом жизни ипподрома тогда еще знаком не был, а потому явился в субботу. Встретил вот эту самую девушку, сказал, что хочет научиться. Ленивые и спокойные прокатные лошади по случаю выходного дня оказались все в городе, в парке. Остались в конюшне одни ездовые да спортивные. Вывела госпожа тренер красивейшего вороного жеребца, еще и похвалила: вот на Интерьере, дескать, комплекс мастера спорта сдавать хорошо.
Но куда Игнату в мастера спорта? Он тогда еще не знал, с какой стороны на коня влезают. Краем глаза приметил, как поводья разбирать, да из книжек помнил, что спину надо держать прямо. А там уж бог батька, авось не выдаст. Ткнул Интерьера в бок коленом — тот привычно на рысь, потом в галоп, да резво так! С непривычки Игнат не знал, за что хвататься. Люся крикнула издалека: «На забор!» — в смысле, коня на забор направить, вроде как остановиться должен. А Игнат сам за высокий забор схватился и повис, конь дальше побежал. До середины загончика доскакал, где и встал столбом.
Больше Игнат на спортивных лошадей не лез. Ездил пока на «матрасиках», учебных и прокатных коняшках. Этих не то, что в галоп, на рысь поднимать через каждые полшага приходилось. Но Интерьера студент запомнил, считал крестником, и всегда при случае здоровался.