— Случилось что?
Рикард поискал глазами пень или валежину. Майс уселся прямо на траву. Сэдди оперся на прибор. Остромов резко повернулся к лесу, схватился за нож на поясе:
— Там трое!
— Четверо, — поправил его Ратин, вытаскивая волокушу с добычей. Следом Некст и Кони вынесли четыре связки гусей. Последним из кустарника выскользнул Крейн — единственный с натянутым луком, мечом на поясе и свободными руками.
— Все в сборе… — Рикард полоснул воздух ребром ладони.
— Да что стряслось, говори толком! — потребовал Спарк.
Братство развернулось настороженным полукругом, и Рикард объявил:
— Меня в Академию зовут, вот что. Наставник Хартли сказал, могу магом стать.
— Уф! — выдохнул Ратин, — мы уж думали, беда какая… По мне, так хочешь ехать, ну и езжай.
— Сердцу не прикажешь, — согласился и Спарк. — Ехать утром?
Рикард помотал головой:
— Утром только ответ давать. Ехать вечером.
— Отпраздновать успеем, ежели так, — Некст подергал пояс и затянул покрепче. Остромов согласно крякнул, предвкушая отвальную.
Крейн поднял руку: внимание! — и Братство встревоженно обернулось к опушке.
— Наставник Хартли! — первым узнал Кони. Маг неспешно приблизился к беседе. Огладил мантию. Бегло осмотрел собравшихся. Удовлетворенно кивнул:
— Все здесь. Все Братство Волчьего Ручья. О, не скрипи зубами, парень, и не руби меня ни вкось, ни наискось. Никто вашей тайны не выдал. Я же все-таки Великий Маг… Да. И сейчас вы нужны мне именно как Братство… Я присяду?
Майс подвинулся, хотя места на поляне хватало.
— Придется вам отложить и пир, и поездку, — присев и вытянув ноги, Хартли сумрачно уставился в носки сапог. — Какието невнятные, и оттого тревожные, новости из Школы Путей и Следов, что в Бессонных Землях. Даже если б я не беспокоился за брата, который держит ту школу…
«Хельви» — вспомнил Спарк второго близнеца, давным-давно представленного Доврефьелем в Академии. Наставник между тем продолжал:
— … Составляете больше трети учеников. Но другие все молодняк. Опыта у них — не как у вас…
Хартли еще раз обвел Братство взглядом:
— Трое из вас пойдут проследить за Школой Путей и Следов. Боюсь я. А чего боюсь, сам не знаю. Выясните. Пойдете прямо сейчас. Что надо из оружия, еды там, возьмите. И еще до рассвета — чтоб вас тут не было. Через октаго или две вас заменит вторая тройка. Будьте там осторожны, братец тоже не лыком шит. Дело тонкое. Родич мой, если слежку выловит, обидится. Но хуже будет, если он с Академией поссорится. Не могу ему сказать прямо. Так ведь не могу и Скорастадиру на родного брата ябедничать!
Наставник сплюнул. Перемолчал досаду и продолжил спокойней:
— Людей сами разделите, как лучше знаете. Только одно условие: ты, Спарк, будешь в последней тройке, которая выходит позже всех. На ближайшие две октаго ты мне здесь нужен.
Ратин и Спарк вопросительно поглядели на наставника. Хартли пояснил:
— Тебя сейчас учат слушать. А следующая ступень в твоем учении — умение видеть.
«Я умею!» — чуть было не сказал Спарк, но вовремя прикусил язык. До начала упражнений с метрономом он думал, что и слушать умеет.
— В Воздух и Огонь тебя посвящали волки. — Наставник поднялся и снова оглаживал мантию, мерцающую под светом двух лун. То ли гордился атласной тканью с отливом, то ли от беспокойства не знал, куда девать руки. — Про Воду ничего не скажу. Но со стихией нашей школы тебя в меру сил познакомлю. Готовься. Вечером ты начинаешь «nihil elprovo», «испытание ничем». Посвящение стихии Земли.
Земля с шорохом осыпалась в каменную горловину. Спарк прикрыл глаза, крепче взялся за веревку. Над головой заскрипел ворот, и парень поплыл вниз, в каменный мешок. Срок испытания ему не сказали: таковы правила. Обычно срок не очень большой. Да и сейчас, наставник ведь хотел послать его с третьей тройкой на разведку. Значит, три… в крайнем случае, четыре октаго…
«Когда ангел любви нажмет клавишу play,» — вспомнил Игнат песню. Кажется, «Крематорий» ее пел. Там, на Земле, у Кузовка. А вот нажать бы перемотку! И сразу — в конец пленки. Все, что я делаю здесь, можно описать единственным словом: жду. Ну, а потом? Я ведь выпал, напрочь вывалился из прошлой жизни — куда мне возвращаться?…
Спарк соскочил с беседки на пол неширокого каменного мешка, отвязал сверток с кошмой. Веревка живо скользнула вверх. Заскрежетала — камень по камню — крышка. Надвинулась. Глухо бухнула, погружаясь в пазы.
Тьма.
Тихо. Ничего не слышно. То есть, абсолютно ничего.
Спарк постоял некоторое время, привыкая к весу собственного тела. Открыл и закрыл глаза. Никакой разницы. Переступил по полу. Нащупал сток и отверстие в полу для туалета. Вернулся к стенам. Наощупь разыскал небольшую нишу, куда по хитро изогнутому ходу будут проталкивать воду и еду — раз в день. Потоптавшись еще, нашел ровную площадку для сна. Постелил там свою неизменную кошму. Вообще-то в «испытании ничем» ему не полагалось совсем никаких вещей. Одежды тоже не полагалось, как и постели. Но после памятного полета, когда Спарк попал в снежный шквал, и крепко перемерз, он стал покашливать. Нечасто, и только в сырую погоду. Однако — ни с того, ни с сего. Лечился гусиным жиром, храбрился, а сам все же опасался. Вот Хартли и приказал взять войлок: чтобы не усугублять.
Спарк сел на кошму. Холода он пока что не чувствовал. Да и не будет тут холода. Прохлада, свежесть, или, напротив, палящее дыхание — это все Ветер. Жгучее пламя, боевая ярость, когда имени своего не помнишь — это Огонь. А Земля — молчаливая тьма. Грозная, неподвижная и неизменная. Селевые потоки, как и осыпающиеся при откапывании ям комочки — не в счет. Меньше, чем слезинка на щеке планеты. Из всех стихий земля меняется медленнее всего. Опора сущего.
Спарк поднял голову к невидимому небу. Где-то там, за квадратным люком, между рябиновых веток плывут звезды. Яркая, иссиня-белая Пятка, в иных местах называемая Опора. Над ней высоко три маленькие звездочки — Вершина или Наконечник. А все вместе — созвездие Стрелы.
Звездочки Стрелы то и дело ныряли в облака, прятались за острые верхушки, но держались правильно: за левым плечом, медленно проворачиваясь к закату. Первым бежал Сэдди, вторым скользил Рикард, третьим — Остромов. Ночной бор никто из них не разглядывал, полагались на слух. В густом лесу и днем-то редко видно дальше восьмидесяти шагов. К границе мокрых ельников троицу доставил Кентрай. Сесть грифону было негде, и на землю разведчики соскользнули в очередь, по веревочной лестнице. Потом чьелано улетел на север, а следопыты побежали на юг — в Бессонные Земли.
— Ну что там может происходить? — шепотом спросил Остромов на привале, к исходу следующего дня. Сэдди дернул плечами: не знаю. Мягко напомнил:
— Осторожно. Школа уже рядом.
И действительно, совсем скоро над краем леса показался шпиль дозорной вышки: Школу построили на единственном в округе сухом холме и высоко вывели сторожевые башни. Треугольные крыши блестели свежим лемехом. Рикард прикинул на глаз: если исхитриться влезть на гибкую тонкую верхушку вон той елки, да толкнуться — и то до площадки под сапогами дозорного останется добрых два человеческих роста. Обзор у часовых наверняка превосходный, и далеко-далеко под заходящим солнцем взблескивают их тяжелые копья. Засланцы поежились: здесь был уже не беспечный север, а самая тревожная окраина Леса — Бессонные Земли.
Пришлось отойти поодаль, и обосноваться в такой ложбине, которую с вышек не было видно. Как условились раньше, Сэдди остался готовить временную стоянку — не слишком скрытную. Так, шли охотники, пристали на пару дней, шкурок наловить, да гусей накоптить… На Школу посмотреть, диковина ведь.
Под этим предлогом Рикард и Остромов смело отправились прямо к воротам Школы. И попали в самый разгар событий. Думали сперва походить неспешно вокруг, подивиться — тем более, было на что. Школу, как хорошую крепость, охватывал изрядных размеров сухой ров, над которым подымался мощный вал, укрепленный поверху еще и забором из заостренных бревен. Те самые дозорные стрельницы, издали глядевшиеся тонкими острыми иглами, росли с верхних площадок массивных срубов-восьмериков, в тридцать два бревна высотой, а срубы размещались по всем четырем углам крепостной ограды.