— Я тебя тут десять лет…
Переглотнул.
— …Десять лет жду.
Тигренок, ничего не понимая, подобрал саблю и уже собрался вложить ее в ножны, когда незаметно подошедший Ратин вежливо и твердо отнял оружие правой рукой, а левой — вцепился выше локтя и повлек горожанина к пленным.
Музыка и титры, думал Игнат. Где мои музыка и титры? Где надпись на пол-экрана: «Конец фильма?» Разве я не заслужил свой поцелуй в диафрагму?
Он машинально протер клинок тряпочкой. (Откуда? Как попала в руки? Ну ничего же не помню!) Отбросил тряпочку. Всунул клинок в ножны, погнал вниз, и привычно дождался слабого щелчка: задвижка взяла. Теперь ножны можно хоть перевернуть, не выпадет… Бог мой, да о чем же я думаю! Ведь Ирка же! Ирка, Иринушка, Иринка! Дождался…
Землянин протянул девушке обе руки:
— Вставай! Да перестань ты визжать!
Ирка всхлипнула:
— Ты… Ты убийца!
— А нечего моим послам руки отрубать! — заорал взбесившийся, наконец, Игнат. Ради нее перевернули небо и землю, армию Леса натравили на город — чуть ли не впервые в здешней истории! А она видит только мышку задавленную, не глядя, что та чуму переносила.
— Я их, что ли отрубала?!! — Ирка мигом забыла свою слабость и шок. Вскочила, залепила оплеуху. Еще одну и еще; Игнат только головой мотал. — Вот он отрубал!
— Так я его и убил. Не тебя же! Чего орешь? Бл… Блин! Разговор двух идиотов…
— Ну почему двух? — девушка уперла руки в пояс, — Я вижу перед собой только одного!
Спарк поднял голову к небу. Боком, как кот, подошел Ратин:
— Нашел? — спросил с непонятным сожалением.
— Что? — наместник опустил глаза. — А! Ну да, нашел… — подушечками пальцев потер висок, куда Ирка залепила не хуже того горожанина на стене. Поднялся:
— Город?
Судья довольно улыбнулся:
— Наш.
— Потери?
— Считаем.
Наместник расправил плечи и резким выдохом попробовал избавиться от усталости. Приказал:
— Гонцов к белому знамени: пусть замыкают кольцо. Вели, чтобы не грабили. Все здесь теперь — земля Леса. Найдите дом поцелее.
— Ратуша рядом.
— Ратин, мне надо девушек разместить. А штаб в Ратуше, само собой. И охрану, и дозоры по улицам. И чтобы ночами никто нигде не лазил. Да сам знаешь. Прикажи еще… Ладно, с командующим я сам потом… — Спарк сгреб шлем. Присел возле Кати, пару раз уверенно шлепнул по щекам. Девушка открыла глаза. Несколько минут хлопала ресницами, явно не узнавая. Наконец, сообразила:
— Игнат? Какой-то ты старый… Ты-то как сюда попал? — и отключилась опять.
— Старый?… — Наместник без выражения посмотрел на Ирину:
— Помоги занести ее в дом, хоть на кровать положим. А где Лариса?
Ларису решили переправить еще подальше, выводя за кольцо, замкнутое белым знаменем Леса. На этот раз в ковры закатывать не стали. Вручили уже привычный плащ с капюшоном, и началась та самая веселая жизнь с приключениями, о которой лучше читать, чем примерять на себя. Покатили на север — пост на дороге. Покатили на запад — волчья стая. Покатили на восток… Тут патрульному грифону, парящему в поднебесье, наконец, надоело гадать: а чего этот мужик туда-сюда свою телегу катает? С чего это он проверки боится?
Хлопнулись с небес четыре крылатых чудовища, без долгих слов разворошили телегу: там только и было, что сено. А потом Дален Кони — он видел на заимке магический шарик с Иркиным призраком, и мог узнать девушек в лицо — присмотрелся к Ларисе внимательней и вежливо пригласил ее полетать. Деваться было некуда, пришлось соглашаться. Летела Лариса в тот самый город, откуда недавно выехала в коврике, и думала: с чего бы за ними тремя такая охота?
Грифоны сели точно перед Ратушей: высокой такой башней, с девятиэтажку. Только куда вычурнее, веселее, да и, попросту говоря, красивее, чем панельный «увеличенный кирпич». Сравнить, правда, особо не с чем. Разве что под Москвой есть колокольня знаменитая, не то в Филях, не то в Коломенском… Лариса как-то по телевизору видела. Так вот с ней можно сравнивать. Но и то — сходство крайне отдаленное.
Дален вежливо снял девушку с седла и проводил внутрь, в просторный зал с невысоким оштукатуренным потолком и разными выходами: два невысоких, а один под здоровенной аркой, по всей видимости, парадный. Катя с Ириной уже стояли тут же. По широким подоконникам прыгали ежики размером с бультерьера.
— Но самая опасная — шиза зелено-красная… — только и вырвалось у Ларисы, когда один такой ежик подал подругам зеркала из полированного серебра и костяные гребни. А зверь побольше, похожий уже на толстенную мохнатую чау-чау, только совершенно исполинскую, в рост человека, легко внес белый металлический тазик с водой — для умывания.
Лариса не могла понять, почему подруги так странно переглядываются. Ясно, что в городе чтото стряслось, пока она там в коврах да под небесами Мату Хари изображала. Но вот что?
Где-то через четверть часа распахнулась та самая, парадная, высокая дверь, на которой живого места не было от резных листьев, цветов, оленей и прочих завитушек. За дверью открылось помещение, которое Ира и Катя вспомнили с затаенным ужасом, а Лариса всего лишь сравнила с Грановитой палатой Кремля. Репродукцию палаты Лариса видела в мамином альбоме. Зал отличался от нее только большим количеством окон. Полуденное солнце укоризненно высвечивало остатки витражей, размолоченных при штурме. На небольшом, в три ступеньки, возвышении находилось кресло, покрытое резьбой не хуже двери. А в кресле, где Ира с Катей последний раз видели посадника, сидел Игнат. Железа на нем уже не было, а был синий с золотом плащ, алая рубашка и штаны лимонные; и сапоги рыжие. И, конечно же, белый широкий металлический пояс, который, честно говоря, к выбранному наряду нисколько не шел: ни в цвет, ни по фигуре. И надел его Игнат для того же, для чего и в кресло влез: похвалиться. Ирка презрительно скривила губы. Пижонит ролевичок. Дорвался. Привыкла Ирина к тому, что она — дочь полковника, а Игнат — парень с рабочей окраины. И даже сама себе не отдавала отчета, что злится именно из-за смены положений. Ее подруг декорации волновали куда меньше. Катя решительно прошла к столу и уселась на придвинутую лавку:
— Ты обещал объяснить, так? Ну, давай!
— Да жду я вас тут уже десять лет. Меня сюда тоже кинуло. Только давно. Я успел тут… дослужиться… — Игнат взялся за пояс, очевидно, не зная, куда от волнения девать руки. — Теперь такой вопрос. Хотите тут оставаться, или домой? У нас для переноса домой все готово!
Лариса задохнулась от радости: домой! Мать, наверное, все глаза выплакала!
— А ты с нами? — на всякий случай уточнила Катя.
— Как — десять лет?! — перебила ее Ирка, — Ведь мы пропали… ну, перенеслись… Ты еще там был, ну, дома? Родители с ума сойдут! Десять лет!!
Игнат пожал плечами; пояс звякнул.
— Да я и сам не знаю. Даже здешние мудрецы, и те руками разводят. Не записано у них никаких таких похожих случаев… Девчонки, вы резину-то не тяните. Ближайшее окно между мирами вот-вот будет.
— А ты с нами вернешься? — повторила Катя, все еще не понимавшая, что в новом Игнате не так. — Твоим родителям мы что скажем?…
Тут ее как молнией ударило: десять лет!
Игнат — теперь — на десять лет — старше — Ирины.
Уже не восторженный мальчик, готовый и платок подавать и перед тещей смущенно глазками пол сверлить. И тут в кресле за резными дверями неспроста сидит. Особенно, если учесть, что вчера в этом же кресле сидел совсем другой!
Приоткрылась маленькая дверца слева от Игната. Рикард Олаус всунул голову:
— Ni trovis Корнея. En transiro staras, и так interbatas, пока не bati da lanco en kapo. Ур-Синам malvaste, ajn eveni, ajn bati. А homoj longe ne envenas…
Катя с трудом разобрала, что речь идет о каком-то найденном Корнее, который дрался, пока не получил в голову. И еще какому-то урсинаму по этом поводу было тесно: ни войти, ни ударить. А люди долго не могли прибыть… Игнат заметил, как девушка напряженно вслушивается, и прервал доклад движением ладони:
— Ладно, потом! К отправке гостей все готово?
— En tempo ajna, vokto. Как прикажешь!
«En tempo ajna», повторила про себя девушка, ежась от хриплой непривычной речи неизвестного, — «В любое время!.. Гостей? А сам…»