Игнат сунулся в память свою за примерами: и детская смертность уменьшилась, и продолжительность жизни увеличилась, вот и в космос скоро полетят туристические рейсы… А потом спохватился и вспомнил Чернобыль, Тримал-Айленд, Тоцкий полигон, Новую Землю и Семипалатинск, чуть не ежегодно горящие на украинской железке цистерны с фосфором, и свой город, в котором после Второй Мировой уцелело всего три или четыре дома на Монастырьке…
— Если он прав насчет моста, так прав и насчет Города-на-Мосту!.. — начал было Мастер Лезвия Майс, но проводник его не дослушал. Он сел, где стоял, и шептал тихо-тихо:
— А вот этих самых медведей у нас будут стрелять с вертолетов… Так зачем же я иду? Зачем вкладываю столько сил? Зачем завязываю такой узел судьбы, который тысячелетиями не расхлебать? Госпожа Висенна, объясни — зачем?
— То есть как это «зачем?» Я обязан убедиться своими глазами!
«Не то Великий Князь из меня эти самые глазки вынет», — прочитала Лиса в густо-синих радужках посланника. В конце-то концов, если даже она посланнику ничего не скажет, скажут стражники на воротах, доносчики в Ратуше…
«Вот пусть доносчики и доносят!» — внезапно обозлилась девушка. — «Им за то деньги идут. А мне на свадьбу подарены».
— Вы присядьте, вина выпейте с дороги. Сейчас муж придет. Я без него с посторонними разговаривать не могу. Ревнивый — страсть! Диккин! Дик, где там пропал! Стакан гостю! И поднос не забудь, сколько тебя учить! Прошу к столу…
Пришлось княжескому гонцу войти и присесть. Пригубить напиток: на вкус не из лучших, но и от худших далеко отстоит. По доходам. Оглядеть просторную комнату с большими окнами на север: вычищено и прибрано, как может сделать только женщина, дорвавшаяся до устройства собственного дома. Муж, дом, дети… Где в этой жизни место госпожи Алиенор? За печкой?
Значит, Лиса вышла замуж… если за младшего брата Ветра, то все просто.
По мощеной улице прогремели подковы. Скрипнула калитка.
— Дик! Вороного прими! Если хорошо почистишь, дам из лука пострелять! Живей!
— У нас княжеский гонец, хозяин.
— Вот как. И с чем же?
Распахнулась дверь. Нет, это не младший брат Ветер. Хотя по стремительности может поспорить и со старшим.
— Шаэррад Кориенталь, сотник городской стражи ТопРаума.
— Андрей Нишарг из Краснополья. Посланник господина Северных и Южных Равнин, Великого Князя ТопТаунского, Логвина Грозного. По слову князя, разыскиваю госпожу Алиенор, у которой в услужении состояла ваша жена.
— А! — Тигренок сел на лавку, — Я уж думал, ГадГород по мою голову прислал…
Гость вежливо поднял бровь: дескать, вижу, как пытаешься увильнуть. Не пытайся. Не пытают. Пока.
Шаэррад Кориенталь выдохнул:
— Я и сам у нее казначеем состоял. Да вот… — и неожиданно улыбнулся жене.
Андрей Нишарг стиснул зубы. Представил себя со стороны: примчался тут. Вопросы задает. Княжеским именем пугает. Посланник уронил голову:
— Так где она? Куда отсюда поехала?
— А как вы нас нашли? — тихонько спросила рыжая красавица.
— Да по векселю же! Заемное письмо, герб озвученный. Давно же ищут. На заставы описания не давали, сама понимаешь, не каждому щенку на воротах знать… А деньги рано или поздно понадобятся. Или ей самой, или тем, кто ее похитил. А соколу с вестью тут всего одно солнышко лету… — Нишарг решительно уселся за стол и повернулся к хозяевам:
— Вижу, она просила не говорить никому. Но ее все-таки отец ищет. Изводится. Вдруг ей там плохо?
И Лиса купилась:
— Да нет же! Она счастлива — наконец-то нашла парня, который ей нравится!.. — осеклась. Посол вежливо кивнул:
— Я должен увидеть своими глазами. Без этого не вернусь. Тебе, сотник, не надо говорить, что такое вернуться, не исполнив приказа.
Тигренок вспомнил, как на последнем привале перед ТопРаумом рубили дрова. Ратин загнал топор в середину колоды, и тщетно тужился вытянуть. Спарк наблюдал с непонятным выражением лица, потом буркнул ехидно: «Что — за-астря-ял?» И почему-то рассмеялся, будто невесть какую шутку отмочил.
А ведь и правда — застрял…
Не убивать же гонца. За ним — Князь. Силен, видать, батюшка у Алиенор, если добился от Князя помощи в розыске. И зря они на заставы не сообщали. Сколько раз по пути боярышня знаки и грамоты предъявляла. К родичам заезжала в Алакерте, целый дом заняла на пол-зимы… С другой стороны, родичи своего не выдадут. Никому и никогда. На верности стоит мир…
— Господи-ин Ниша-арг!
— Диккин, открой калитку. Кто-то к посланнику с улицы.
— Я мальчишку с конем послал. Сам открою.
— Открой… и пусть Дик быстро придет сюда.
Тигренок вышел, в несколько шагов добрался до калитки, открыл ее и впустил служащего Ратуши: обыкновенного письмоводителя в синем должностном халате. Направив его к дому, сын тысячника заглянул в сад и свистнул, подзывая прислужника.
Вернулись в дом вместе. Письмоводитель уже выходил из дверей. Нишарг, сияющий ярче чайника, торопился следом, переспрашивая:
— Книжная лавка?
— У западных ворот.
— Гербовник, стал-быть, покупал? А точно ли он?
Лиса глазами указала мужу на калитку и велела:
— Проводи гостей! Вежливо. Ве-е-ежливо! Понял?
Сцапала мальчишку за ухо:
— А ты иди сюда! Я тебе велела что?! Вина гостям подать, а не кислятины! Показывай, откуда наливал!
Втащила в дом, захлопнула дверь:
— У западных ворот. Усатый дуболом, стоял с нами, когда тебя нанимали. Как хочешь, но обгони этих. Скажи: ищут. Успеешь, расскажи про гонца. Не успеешь, так хоть издали крикни… через черный ход, на двор, через ограду. Бегом!
И только тут отпустила ухо. Диккин бросился стремглав, отчаянно растирая пострадавшее место. У калитки многословно и витиевато извинялся Тигренок. Андрей слушал с отменным терпением. Наконец, Лиса появилась на крыльце, и взмокший до носков Шаэррад проделал последний поклон.
Посланник не торопясь вернул поклон и пошел к Ратуше, продолжая беседу со служащим:
— Ну, так точно ли он самый?
— Как не точно! На заставе подорожную предъявил с ее личной печатью! — письмоводитель сделал значительную мину:
— Прикажете взять?
Андрей Нишарг только что не мурлыкал:
— Зачем же сразу взять? Пусть ему подковы каким-нибудь знаком пометят. Подпилят, засечку приметную… Следом поеду. Там всего-то четыре дня пути. До Круглой Долины.
Круглая Долина распахнулась перед глазами путешественников далеко за полдень. Березняки в свежих листьях и золотых пушистых сережках, заканчивались на склонах. Ниже леса склоны поросли ровной невысокой травой, ярко-зеленой по весеннему времени. Дно котловины заметно уходило вниз, но ни малейших признаков болота или даже мокрой земли Спарк не заметил.
Посреди котловины под заходящим солнцем блестело Светлое Озеро. Паломники становились на ночевку у подножия холмов, не приближаясь к воде. Еще в караване Братство выяснило, что ритуал совершается на рассвете. Рассвет — время Жизни. Так же, как полдень — время Огня, закат — Воздуха, полночь — Воды; глухой предрассветный час посвящен стихии Земли, а утро до полудня почему-то считается временем Разума. «Земля рождает Жизнь; Жизнь высвобождает Разум; Разуму не устоять в Огне; Огонь движет Воздух; и Вода гасит ветер…» — так, помнится, объясняли в Школе Левобережья. Но ритуальный счет времени не употреблялся никем, кроме магов. Спарк почти никогда его не слышал.
Скоро уже час заката. Вспомнить урок Терсита, попробовать почуять Ветер?
— Ты узнавал, в чем состоит ритуал? — Ратин неслышно подошел из-за правого плеча.
— Надо просто окунуться в Озеро. Можно в одежде. Главное — поймать миг, когда вода светится зеленым.
— Она и сейчас как будто зеленая.
— Ну… наверное, нужно, чтобы светилась ярко. Или чтобы сама вода светилась. Сейчас-то она просто блестит под солнцем.
— Спарк…
— Да?
— У меня осталась к тебе единственная просьба. Расскажи.
— Как я уцелел на стене?!
— Я испугался тогда. И не пошел бы на стену нипочем. Единственный раз в жизни у меня дрожали колени. Я радовался, что сижу в седле! Никогда прежде и никогда потом такого не было — а ведь я после нарочно лез повсюду, где только можно и нельзя. До сих пор жду страха, как огня в перебитых ребрах. Вот почему я хочу знать.