Отец все еще молчал, но уже не хмурился. Кузовок нарочито нейтральным тоном осведомился:
— Религии?
— Религии… — повторил Спарк, — Религии, значит… Христиане между собой и то договориться не могут. С тех пор как блаженный Августин в диспуте с ирландской школой научно обосновал и своим авторитетом утвердил религиозную нетерпимость, шестой то ли пятый век… с симонии, крестовых походов, Схизмы, Авиньонских пап; с инквизиции, отчего теперь на западе как к красивой девчонке подойдешь — обязательно русская; своих-то пожгли. С вербного воскресенья в Новогрудке, когда крыжаки, в поисках князя Витовта вырубили город от мала до велика — в святой праздник, между прочим! А Витовт был крещен по католическому обряду, так что не надо мне тут про еретиков… И прочая, прочая, прочая… Вот с тех пор… Тут верят… иначе. Я еще ни одного фанатика не встречал. Шахидов, например, сразу и быстро волки вырежут. Волкам не впервой умирать за что-то светлое. А гуманизм тут отсутствует как понятие. Равно как антропоцентричность. Или грифоноцентричность. Все привыкли жить в мультирасовом и мультиязычном мире, открытом в неизвестное, и никого на расовой почве не напрягают. Нашкодил — зарубили, и пофиг из какой ты там Мекки или Медины, и как на это посмотрят США. И не было тут никогда богоизбранных народов, как нету у матери худших детей и лушчих — все дорогие и любимые. Иудаизму пламенный привет и до свидания. По той же причине индуизм со своими кастами пролетает…
— Буддизм? — уронил Кузовок.
— Жизнь есть страдание? Так здесь не столько страдают, сколько на Земле. На нирвану спроса нет.
— Коммунизм? — спросил уже отец. Игнат вздохнул облегченно: если папа в разговор вступил, то больше не злится. Ответил родителю с почтительным, хорошо замаскированным ехидством:
— А на какой почве? Свободных земель до горизонта и дальше. Нету Российской Империи, где пятнадцать из ста французской булкой хрустят, а восемьдесят пять из ста выживают от урожая до урожая и продают детей на заводы, мечтая отнять и разделить французские булки тех пятнадцати. Да и восемь из десяти этих самых заводов — французские, бельгийские или немецкие. Где тот же самый линкор путиловские рабочие десять лет строят, вот уж точно — гвардия революции, блин… Но где на Висенне рабочие, где пролетариат? Сырье для революционной ситуации где? Впрочем, ладно! — Игнат соглашательно поднял обе руки:
— Умеют и у нас амбразуры трупами заваливать. Допустим, тот же спецназ, проявив чудеса изобретательности и героизма, завоевал кусок Висенны. Пронесенными с собой двумя рожками патронов на каждый ствол. Или многоопытные миссионеры францисканского или какого там ордена… или там спецслужбы какие хитрые… О, не те, конечно, которые Басаева-Дудаева поймать не могут. И не те, которые одиннадцатое сентября проср… проспали. Нет, настоящие такие, понимаешь спецслужбы, которые все знают, все могут. Только ничего не делают, ибо задача у них такая. Но вот они, допустим, тряхнули яйц… стариной, внедрились к местным князьям в серые кардиналы и откроили себе лоскуток. Не знаю, правда, как. Интрига!!! Ха!!! Когда мальчишка-ученик из магической школы с одного взгляда в глаза знает о тебе все — и какую ты девчонку во сне тискал, и за что ты умрешь, а за что даже не почешешься — ну, как ты собираешься обманывать? В письме? А с чего ты взял, что на письме не останется твоей ауры, ну? Но, допустим, удалось им оторвать себе кусочек пространства. Построили они там маленький такой земной городок… обозрели бескрайние горизонты. Что дальше? В спецназ дураков не берут; в серых кардиналах дураки долго не живут. Уж не говорю про спецслужбы. Особенно про те, которые настоящие. Умные люди живо решат отколоться от правительства и захапать себе империю. Как Сергей мне тут давеча сказал: жратва натуральная, куча баб неосвоенных. Достаточно портал ликвидировать — начальство хрен достанет! Лукиных почитай: «Миссионеров» там каких, первую часть. Хайнлайна, опять же: «Луна жестко стелет». Только, я говорил уже: нету никаких контрабандистов, которые стали бы тебе патроны возить. А все необходимые заводы построить на месте — наши державы пока в собственных границах не могут землю окультурить… Ладно, идем в музеи, реконструкторов забриваем в армию, учим всех из арбалета стрелять… Эт-то уже симптомчик. Эт-то начальнику твоему звоночек: к чему они там готовятся, к автономии? А подать их сюда! Да и — к арбалету запросто не привыкнешь, стиль боя другой совсем… Для атаки стрелковой цепью, перебежками, он вовсе не годится. Сделаешь какие самопалы, так. Адаптируешь технологию под местные реалии. Аркебузы, кентуккийские винтовки, кремневые ружья, единороги там, сифонофоры… А местные у тебя живо секрет скоммуниздят. Прямо из мозгов, телепадлическим путем. И заведут свои такие же. Да еще и магией обложат. Чтобы порох, например, не отсыревал. И пули мимо не пролетали. Чтобы за угол заворачивали, как стрелы в «Baldurs Gate». Вспомни-ка, сколько Япония просидела, отгородившись от мира? Двести пятьдесят лет, так. Пока к ней на линкорах не приплыли. Да и то, революция Мэйдзи началась больше потому, что японцы сами наружу захотели. Набери ради интереса в поисковике, к примеру, «Миссия Ивакура»… А ведь Япония — маленький по масштабам даже Земли остров! Куда можно спокойно прилетететь и приплыть. А вот, например, Китай. Уж как его делили-делили, пилилипилили. Англичане, французы, русские, немцы; опять же, сами японцы… Все передовые нации, все великие империи хоть что-нибудь да оттяпали. «Боксерское восстание», «ватный Бисмарк»… И где теперь Китай, а где теперь те империи?
— Да заткнись ты!! — не выдержали ни Кузовок, ни отец.
— Я-то заткнусь, — выдохнул Игнат. — А вот чем ты возразишь? По сути, не по форме?
— Ишь, как тебя перемололо… — неожиданно мягко вздохнул Крылов-старший, — Ладно. По сути — ты не нас, ты себя так яростно убеждаешь. Был бы уверен, не горячился бы так. Ты отчаянно хочешь верить в собственные слова. Потому-то их у тебя и столько. А по форме — вспомни, у тебя книга Пучкова была, про технику фехтования на кинжалах. Там прямо так и сказано: «Суть без формы дикость; форма без сути пустышка. Суть в должной форме — ритуал».
Ритуал начался на рассвете, без сучка и задоринки. Подошли к озеру — со всех сторон несколько сот человек. Не сговариваясь, скинули одежду. Женщин хватало красивых и не очень; но тут показался край солнца. Вода вспыхнула яркой зеленью, всем стало не до похоти: кинулись в ледяные волны, опасаясь пропустить важный миг.
Спарк полагал, что окунется с головой и тотчас вынырнет. Но время опять взбрыкнуло. Вот закрыл глаза, вот вода смыкается над макушкой…
Вода не холодная! Ногой трогал — чуть не обжегся. А сейчас как будто не ощущается… Или просто холод такой сильный, что нервы отключились? Ох, если опять перемерзнуть, сколько же лечиться придется…
— Да что ты все боишься? — раздался насмешливый колокольчик, — Ты же сейчас не в Воде плывешь, а в Жизни…
Игнат повернулся на голос и открыл глаза: так и есть. Половина Круглой Долины утонула в густом тумане ярчайшего зеленого цвета. Нырнув, Спарк все равно оказался на суше, потому что вода отступила шагов на пять. Там и сям мелькали темные силуэты паломников.
А за правым плечом светилось знакомое лицо и шелестело платье из березовых листьев Золотого Ветра.
Игнат поискал глазами одежду, натянул штаны. Только потом повернулся и поклонился.
Возвратив поклон, госпожа Висенна спросила:
— Помнишь, сколько ты у Земли насчитал недостатков в своей вчерашней речи перед отцом и другом?
— Помню… — опустил голову Спарк, стыдившийся теперь своего многословия.
— А что же тогда идешь к объединению?
Игнат задумался. Спохватился, что надо бы ответить, пока солнце восходит и держится волшебный туман. Глянул на восточный горизонт: светлое пятно не двигалось.
— Ты в Жизни, а не во Времени, — снова улыбнулась Висенна. — Оденься, если тебе так привычнее.