Выхода у меня все равно нет. Придется ждать.
Прошло пять минут, а мне казалось целый час.
— Девушка, не хотите горячий кофе, — раздался над моей головой голос Матвея, а нос уловил запах волшебного напитка, хотя не могу сказать, что я прям кофеман.
— Матвей? Ты почему не уехал?
Если сказать, что я была удивлена, значит, ничего не сказать. Матвей прищурился и посмотрел куда—то сквозь меня.
— Ну, я как джентльмен, должен был проводить даму до подъезда. Пусть и на расстоянии. Увидел, как ты отходишь от входной двери, и понял, не зря просил телефон. Вот, держи, — он протянул мне стаканчик, который я с благодарностью приняла. — Слишком рано приехали. Твои, наверняка, не в курсе, что ты пропустила свой рейс.
Я уставилась на парня круглыми глазами.
— Да, ладно. Неужели думала, что я не видел, как часто ты сидела в телефоне. Да и мне, собственно говоря, еще тоже нужно ждать. Дядя прилетит ближе к семи. Так, что предлагаю не мерзнуть и провести остаток ожидания в тепле, — он указал на припаркованный неподалеку автомобиль. Дважды спрашивать меня не нужно. От холода, я уже начала клацать зубами, поэтому, ухватившись за спасительную соломинку, пошла за Матвеем.
Горячий кофе согревал руки, разгоняя остатки сна. Матвей предложил включить печку, и через пять минут мне уже было комфортно.
За общением, время полетело куда быстрее, стрелки часов показывали шесть утра.
Парень оказался весьма интересным собеседником, не таким самовлюбленным нарциссом, как я раньше о нем думала. Он увлекался рыбалкой, как ни странно, и автомобилями, точнее их конструктивом. На пальцах объяснил мне как работает мотор и чем отличается коробка автомат от народной "механики". Его последовательные разъяснения были такими яркими, что я , как обычный обыватель, далекий от всех этих тонкостей, без труда все поняла. Ему бы с братом пообщаться, чувствую, они бы нашли друг друга.
Но все же, отсутствие нормального сна сказывалось, я потерла глаза и зевнула.
— Погоди, — парень наклонился ко мне, да так низко, что я почувствовала тонкий аромат его парфюма. Ненавязчивого и очень легкого. Я сглотнула, его вторжение в мою зону комфорта вызвало неясную реакцию. Сердце непроизвольно забилось чаще, а кровь прилила к щекам. — Вот так, — он откинул сиденье назад, превращая его в удобную для сна лежанку. — Можешь поспать, я постерегу твой сон и разбужу тебя где—то... — он посмотрел на руку, точнее на свои брендовые часы. — Через час.
— Договорились. С меня мороженка, — серьезно объявила я, стараясь выровнять дыхание, едва он отстранился от меня.
— Не помешает? — Матвей включил спокойную музыку, я отрицательно покачала головой. И только я успела прикрыть тяжелые веки, как мой сон нарушила негромкая клубная музыка, доносящаяся из приоткрытого окна, остановившегося напротив нас черного джипа. Я поднялась, чтобы увидеть того хама, который потревожил меня. И увидела...
Высокий, подтянутый мужчина, в деловом костюме, ступил на асфальт. Про таких говорят, опасен и чертовски сексуален, а писатели любят строчить их образы на страницах любовных романов. И правда, как ни посмотри, от него исходят сплошные феромоны.
Короткие смоляные волосы, черные как уголь глаза, нос с горбинкой на породистом лице, с трехдневной щетиной, не могут не притягивать взгляд. Хищная грация, с которой он двигался к пассажирской двери, буквально вопили, о том, что этот человек опасен. Я старалась как можно детально запомнить его образ, на случай, если судьба смилостивится надо мной, и я увижу его издалека — буду обходить десятой дорогой.
Но когда он помог выбраться наружу своей спутнице, мое сердце оборвалось. Рухнуло вниз, чтобы через секунду застучать тревожным горном, разрывая грудную клетку от нехватки кислорода.
— Эй, ты как побледнела. С тобой все хорошо? — я устремила свои ошалевшие глаза на приборную панель, надвигая кепку на глаза.
— Нет. У тебя есть вода?
— Да, конечно, сейчас.
Матвей вышел из машины. Щелкнул багажник, но сама я неотрывно наблюдала, как ОНА тянется к мужчине за прощальным поцелуем, и как он отворачивается, подставляя ей щеку вместо губ.
Вот тебе и любовь!
Моя пережитая боль вновь поднялась из глубин, заставляя кровоточить старые раны. Только теперь сердце болело не за себя — за брата. За того, кто был и остается моим личным мужским идеалом, за того, кто гонял соседских мальчишек и дул на раны, когда обрабатывал глубокие ссадины зеленкой.
Матвей протянул мне бутылку воды. Дрожавшими пальцами, я кое—как понесла ее у губам, и сделала несколько глотков.
— Может в больницу?