Лежа под одеялом Ксюша мысленно разговаривала сама с собой, сама задавала вопросы и отвечала на них, ругала и оправдывала себя, сама с собой спорила, сама себе противоречила.
"Вот глупая, он же танцевал с тобой весь вечер и поцеловал ладошку, и благодарил за каждый танец и нежно разговаривал."
"Ну и что? Просто вежливый, просто джентльмен. А я себе понапридумывала чувства."
"Но ведь он так смотрит на меня, что мороз по коже идет."
"Все равно не стоит показывать ему, что нравиться мне. Это неприлично. Взять хотя бы Лену. Пристает к нему так откровенно, что уже все заметили, а сама ходит в палату к мальчикам… Потом хвастается, какой Лешка в постели гигант и как ей было с ним хорошо. Разве так любят?"
"А вот Даша с Марусей хорошие девочки. А Ромка? Он славный мальчик, но когда я с ним танцую, то мне холодно и неинтересно. А вот с Кириллом Андреевичем тепло, уютно, даже передать не могу, как хорошо, не хочется выбираться из его объятий, так приятно."
"Ничего этого нет. Это просто моя фантазия… Фантазия…" – подумала она засыпая.
Глава 16
Утром Вишенка проснулась и посмотрела в окно. Другие девочки еще спали. Некоторые, правда, уже умылись, сидели на кроватях, красились и приводили себя в порядок. Она взглянула на экран мобильника. Циферблат показывал начало десятого.
– Почему нас никто не разбудил? – спросила она у Маши, заправляющей постель напротив.
– Не знаю, но на территории так тихо, музыка не играет. И зарядку мы уже пропустили.
Они вышли на веранду. Постепенно возле корпуса собирались и другие ребята из первого отряда, кто заспанный, а кто уже бодрый, готовый во всеоружии встречать новый день. Кирилла Андреевича, который обычно ждал своих архаровцев, чтобы вести их на зарядку, потом на завтрак, нигде не было видно.
По аллее мимо их корпуса промчалась толпа мелюзги из младшего отряда, обмотанная простынями, с перьями в голове (и когда это они успели общипать несчастную птицу, то ли ворону, то ли чайку) с диким гиканьем Ирокезов и Дэлаваров.
Рома поймал одного из них и от этого краснокожего в белой лагерной простыне удалось узнать, что сегодня День Непослушания, можно делать все, что угодно. А вожатых нет, и руководства тоже нет. Больше Чинганьчгук ничего не знал, отбивался от крепко державшего его Ромки и напоследок пребольно укусил за палец. Рома ответил ему увесистым подзатыльником.
Потом ребята узнали, что вожатые разбрелись кто куда – оказывается, это для них было время непослушания. Это они могли делать, что хотят, вместо того, чтобы выполнять свои прямые обязанности. И теперь их нужно было сначала найти, потом уговорить, если не получится, заставить вернуться на свои рабочие места. То же самое требовалось проделать с поварами, администрацией и другими работниками лагеря.
Зарядка была пропущена, однако это обстоятельство никого особо не огорчило. Но, в дальнейшем выяснилось, что сегодня детей кормить тоже никто не собирается. Повара разбежались и попрятались.
Первому отряду, однако, удалось разыскать главного повара, любимую всеми Ларису Игоревну. Она сидела на детской горке и не желала слезать вниз. Когда самые смелые парни пытались стащить ее за ноги, она отпихивалась, визжала и говорила, что не согласна спускаться и всех кормить сегодня, ей и здесь хорошо сидеть, разве только в том случае, если ребята умилостивят ее песнями, стихами или танцами.
Под горкой собралась уже целая толпа. Но каждая спетая песня отвергалась по разным причинам: то слишком грустная, то чересчур громкая, то очень короткая, то недостаточно смешная. Стихи тоже не подходили. Последним аргументом оставались танцы. Все взялись за руки и завели бешеный хоровод вокруг качели с подскоками и притопами, кто во что горазд. Но она заявила, что с высоты ничего не видно, что сейчас она спустится и пусть ей повторят.
Конечно, повторять дикую пляску шаманов с бубнами ей никто не стал. Как только Лариса Игоревна попала в зону досягаемости, на нее была накинута простыня, отобранная у кого-то из малышни, и под громкие крики и улюлюканье пленницу поволокли в столовую.
Директора лагеря нашли на пляже, загорающую под грибком, к которому та привязала себя веревкой с множеством узлов. И каждый узел разрешала развязывать только после того, как будет дан правильный ответ на предложенную ею загадку. Малыши на перебой выкрикивали варианты, а старшие втайне думали, что зря мелюзга так старается, пусть бы сидела тут на здоровье, без нее спокойнее.
Сергей Николаевич и Кирилл Андреевич спрятались под теннисным столом за бассейном возле лагерной ограды, тем самым, где он учил Вишенку играть в теннис. Выходить они не собирались и мальчишки с большим трудом вытащили их. Сергей Николаевич убежал и его отряд погнался за ним. А Кирилла Андреевича, как провинившегося, пацаны тащили за ноги – сам он идти отказывался – а тот хохотал, упирался и цеплялся руками за все, что попадалось на пути: траву, кусты, ограду.
Вишенка шла рядом, впервые смотрела на вожатого сверху вниз и улыбалась. Он тоже поднимал на нее глаза, подмигивая. Иногда ей казалось, что все эти смешные действия он производит специально для нее. Ехать по траве было мягко, но когда их путь приблизился к твердому покрытию аллеи, Кирилл Андреевич закричал, что сдается, что принимает все условия капитуляции, согласен выполнять обязанности вожатого и больше так не будет.
Ему помогли встать. Футболка была безнадежно испорчена, изорвана и испачкана. На спине, в проемах дыр виднелись царапины, из которых уже сочилась кровь.
– Кирилл Андреевич, у Вас спина исцарапана, – сказала Вишенка, пропуская его вперед.
– Значит сейчас придется меня лечить, – он оглянулся и получалось, что эти слова были адресованы ей.
В корпусе вожатый вынес вату и спирт и обратился к собравшимся на веранде ребятам:
– Ну, кто промоет старому пирату боевые раны?
– Я умею, – Лена с проворностью пантеры прыгнула к нему с противоположного края веранды и выхватила из рук бутылочку.
И эротично, демонстративно выпендриваясь, чуть ли не облизывая его спину языком, стала протирать кровоточащие ссадины. Кирилл морщился, когда спирт стирал с его спины рубиновый пунктир царапин, но терпел, ведь на него смотрела ОНА. Однако Лена перешла все пределы разумного и Вишенка, наблюдавшая эти показательные выступления, погрустнев, ушла в палату. Кирилл про себя усмехнулся: "Ревнует, крошка." И тут же поблагодарил Лену, сказал, что теперь все в порядке, заживет, как на собаке. Она начала протестовать, что плохо протерла, что еще кровь сочится, но Кирилл Андреевич уже забрал у нее рабочий инвентарь.
Веселье продолжалось целый день. То плаврук, спрятавшись под спасательную лодку, отказывался вести ребят на пляж и купать в море, то медперсонал бегал за всеми и предлагал поставить градусник или выпить касторки. Дворник и садовник взяли метлы и отгоняли ребят от качелей, не пускали их даже прикоснуться к горкам и каруселям, подметали дорожки под их ногами, заставляя прыгать, не давая ступить и шагу.
Ди-джея Андрея тоже пришлось долго уговаривать провести дискотеку. Он артачился, отнекивался, а когда, наконец, согласился, то вместо танцевальных мелодий и ритмов, ставил песни типа "На зарядку, по порядку, становись", пионерские гимны или арии из опер. Это было очень забавно. Все прыскали от смеха каждый раз, едва из колонок начинала звучать очередная песенка про кузнечика или "Взвейтесь кострами синие ночи".