Ничего теперь не могло удержать Кирилла от соблазна подойти к ней вплотную, чтобы коснуться этих волос и заглянуть сверху в ее запрокинутое лицо.
– Смотри, вон Большая Медведица, – он, стараясь унять волнение и сдержать содрогания бешено колотящегося сердца, положил ей руку на плечо. Второй рукой показывал на запрокинутый ковш созвездия, затерявшийся на просторах Вселенной.
– Где? – она водила глазами, пытаясь найти на небе место, куда указывал Кирилл Андреевич.
– Вон, видишь семь звездочек, три в рукоятке ковша и четыре по углам, – он нагнулся и рукой прижал голову девочки к своей, прикоснувшись щетиной к розовой щечке, чтобы их глаза могли смотреть в одном направлении. Ощутил шершавой мужской скулой ее нежную кожу, носом втянул еле уловимый запах, и лишь усилием воли сдержал яростно клокотавшее желание поцеловать эту щечку, этот пухленький ротик, вампиром присосаться к тоненькой шейке, плечику, впадинке грудей… Воображение подсказывало все новые и новые места, которые он мысленно целовал, ласкал, гладил…
"Нет. Не надо. Слишком разыгралась фантазия… Нельзя…. Напугаю малышку…"
– Если от двух крайних точек ковша провести прямую, то мы упремся прямо в Полярную звезду. Вон, видишь, эту яркую точку. А какое направление указывает путешественнику Полярная звезда, как ты думаешь?
– На север, конечно.
– Правильно на север. Она находится в созвездии Малой Медведицы, самая крайняя точка на ее рукоятке. А вон, видишь, созвездие в виде буквы W – это Кассиопея.
– Кирилл Андреевич, как интересно. Расскажите еще что-нибудь.
– А вот, смотри, Ксюша, по небу туманной полосой пролегает Млечный Путь. Видишь? Это центр нашей галактики. Солнечная система находится на ее окраине, на периферии, где плотность звезд меньше, а расстояние между ними больше. Центр же более тесно населен звездами, настолько плотно и настолько далеко от нас, что на небе выглядят белым облаком. По одной из легенд он образовался, когда красавица, вроде тебя, опрокинула на небе кувшин с молоком. Отсюда название: Млечный путь. Украинские казаки называли его Чумацкий шлях, по которому, согласно преданию, они ездили в Крым за солью. Обратно возвращались груженные возы, соль просыпалась на дорогу, оставляя за собой белый след. Болгары называют его Кумова Солома. По их легенде, ночью один кум у другого украл солому, но корзина была дырявая и вся солома высыпалась. Утром хозяин без труда нашел вора по следу, а след отпечатался на небе, чтобы другим красть было неповадно. А по-английски Milky Way. Знаешь такую конфету, батончик?
– Знаю, в ней начинка молочная. Как интересно, у белой полосы на небе столько названий: Млечный Путь – по-русски, Чумацкий шлях – по-украински, Кумова Солома – по-болгарски, Milky Way – по-английски. А по-японски как?
– По-японски, кажется, Небесная река или Серебряная река, я точно не знаю, но думаю, что-то тоже очень романтическое. Они большие мастера до художественных образов… Ксюша, глянь какая луна восходит!
Пухлый серп, кроваво-красного цвета едва успел перекинуть свою нижнюю остроконечность через линию горизонта над морем.
– Если луна такого красного цвета, завтра будет ветер. А ты знаешь, как определить молодая луна или старая, растущая или убывающая?
– Нет, не знаю. Как?
– Очень просто. Если месяц напоминает букву "С", изогнут в ту же сторону, значит луна "С"тарая, а если в обратную сторону – молодая. Сейчас какая?
– Молодая. Теперь буду знать. – Ксюша радостно посмотрела сначала на луну, потом на Кирилла. Его умиляли ее детская непосредственность и природная любознательность и светившиеся радостью глаза.
– Умница, – прекрасный повод погладить ее по головке и легонько, нежно взъерошить волосы и даже поцеловать эту макушку, поощряя прилежность ученицы.
– Ксюша, здесь прохладно на берегу возле воды, а ты в таком легком платьице. Замерзла?
– Ага.
– Я тебя согрею…
Повернув Вишенку спиной, Кирилл, расстегнув куртку и укутал ее чуть ли не с головой, оставив выглядывать лишь милую мордашку, скрестив впереди руки и крепко прижав к себе. Прислонившись к нему, Ксюша пропитывалась волнами тепла и теплоты, исходившими от его тела. Закинув голову, глядя на звездное небо, упираясь затылком в могучую грудь, она упивалась нахлынувшим приливом нежности к этому мужчине.
Глава 20
Кирилл сверху любовался ее лицом, разлившимся по нему наслаждением, близостью их тел, лунным светом, летней ночью, а она той новизной ощущений, нахлынувших так внезапно, которые теперь предстояло осмыслить и переварить. Взаимные перекаты и переливы чувств, подсказали Кириллу дальнейший ход действий. Его губы нашли в темноте ночи, в недрах куртки, в складках платья гладкую кожу шеи и прильнули к ней колючим поцелуем отросшей за день щетины, улиткой переползая от одного нежного участка к другому, от завитков уха до изгиба плечика, с которым уже давно рассталась легкая ткань платья.
"Все! Стоп! Заигрался! Хватит." Кирилл резким движением повернул ее к себе лицом, стараясь заглянуть в глаза, крепко сжал плечи, как будто испугавшись, что она вырвется и убежит, не дослушав его и он не успеет произнести очень важные слова.
– Вишенка, ты мне очень нравишься… Я… «Я задыхаюсь от нежности…» – Кирилл осекся, переводя дыхание после такой пытки, думая как бы объяснить свой порыв страсти и не зная, что еще можно сказать в оправдание. – Я понимаю, что ты еще маленькая, совсем крошка, и не знаю, как мне себя вести. Я очень боюсь тебя обидеть или напугать какими-то своими словами, поступками…
– Нет-нет. Вы меня не обижаете, что Вы, наоборот.
– Спасибо, спасибо тебе, моя малышка. Ты вся дрожишь. Подожди. Одень куртку. – И Кирилл ловким движением сорвав с себя куртку, закутал в нее Вишенку и обхватив этот спеленатый кокон, прижал к своему сердцу.
– Ксюша, поцелуй меня, – нагнувшись, зашептал он в самое ухо, будто боялся, что всевышний, услышав такие слова, откажется выполнять его желание.
– Нет… Нет… – тихий ответ, скорее угаданный, чем услышанный, поразил его.
– Не хочешь?
– Кирилл Андреевич, я… я… не умею целоваться. Я… я никогда не целовалась…– так же тихо, стыдясь своей неопытности, пролепетала она и спрятала свою застенчивость в застежку его рубашки.
– Правда? – радость в голосе Кирилла вызвала в ее детской головке полное недоумение. Что может быть хорошего в том, в чем ей было стыдно признаться.
– Ты никогда не целовалась? – У Кирилла от восторга перехватило дыхание. Перспектива первому сорвать поцелуй с невинных губ была обольстительно заманчива. Первый поцелуй этой девочки достанется ему. Никогда в жизни у него не было такой возможности. Никогда еще он не был первым мужчиной ни у одной девушки в мире. Он первый, о, боже! Какое это необычное счастье. Он припал щекой к ее голове, собирая в фокус разлившееся по всему телу блаженство и размышляя о наличии рая на Земле.
– Я тебя научу. Все в жизни бывает в первый раз, – сказал он, не зная к кому больше обращено последнее предложение: к ней или к самому себе.
С этими словами Кирилл нагнулся, накрывая сверху обласканное луною лицо, потянувшееся вдруг к нему, как подсолнух к солнышку и несколько раз осторожно, коротко коснулся большими уверенными губами ее полуоткрытых губ, каждый раз слегка откидываясь, чтобы заглянуть в глаза. Несколько раз провел по этим робким устам своими, лишь слегка дотрагиваясь. Они помимо Ксюшиной воли затрепетали, отвечая на его прикосновения. Прижался со всей силы и резко отпустил. Потом еще раз. Затем быстрыми мелкими змеиными движениями прошелся по ним языком, подготавливая их к великому вторжению, приучая этот нетронутый ротик к существованию своего натиска, своих губ, своего языка. Осторожно обхватывал ее губы, соскальзывая с них всякий раз, и тут же прижимаясь опять, напористо и плотно. Это была прелюдия, артподготовка перед решающим наступлением. В бой вступает тяжелая артиллерия. Миг затишья и вот Кирилл мощным рывком взял в кольцо ее детский рот, инстинктивно сжавшийся под натиском мужских челюстей. Но силы были неравны и его язык дерзко прорвался сквозь первую линию обороны, настойчиво раздвигая нежные уста и встречая новую полосу препятствий – два ряда мелких зубов цвета слоновой кости. Вишенка рванулась всем телом, упершись кулачками ему в грудь, намереваясь вырваться, но клешни краба еще крепче сжали добычу и язык еще яростнее провалился внутрь, разжимая зубы уже обессилившей жертвы, победоносно проникая все глубже и упиваясь вкусом ее слюны. Розовый язычок, робкий и застенчивый, сдался на милость победителя, теперь покорный и порабощенный, безропотно отвечал на его ласки, и осознав всю прелесть поставленной перед ним задачи, сам искал встречи, неловко, неумело пытаясь отблагодарить Кирилла за оказанное наслаждение. И счастье, подкатывавшее к ее горлу, смешивалось с чувством стыда и страха. И хотелось чтобы это ощущение длилось вечно, никогда не кончаясь, но в то же время казалось, что она больше не выдержит, если такое блаженство продлится еще хоть одну минуту.