"Но это ничего не значит, все мальчики хотят потрогать девочек, это естественно."
"Я еще хочу, чтобы он так меня обнял."
"Нет, это неудобно, неловко!"
"Все равно хочу… Ой, как внизу живота все набухло, и волна какая-то прикатила к ногам…".
Она представила себя в его объятиях. Представила, что он сейчас лежит рядом, что его руки гуляют по ее телу, касаются груди, гладят спину, попочку, проскальзывают между ногами. Ксюша плотно сжала ноги, стараясь удержать его ладони и эту волну, подтянула их к себе, скрутилась калачиком и тихо застонала. Серия пульсирующих толчком… и волна схлынула так же внезапно, как и накатилась. Ксюша еще лежала несколько мгновений, мысленно догоняя ее, вспоминая траекторию чудесного прилива и отлива. А потом просунула руку под одеяло и скользнула вниз по лобку в промежность. Она была мокрая…
Глава 21
Первый отряд ходил в столовую не слишком стройным строем, категорически не в ногу, как солдаты по мосту, как цыгане по Бессарабии, одним словом, дружною толпою. Но веселые речёвки выкрикивались с удовольствием, даже с каким-то бравым задором, бахвальством и куражом.
Кирилл Андреевич шел впереди, задавая тон, время от времени оглядываясь, все ли его великовозрастные цыплята следуют за ним.
"Кто отстал? Не отставай! Кто устал? Не уставай!"…
Ксюша же, напротив, плелась в самом конце, незаметно замедляя шаг и увеличивая расстояние между собой и отрядом. Даже неразлучные подружки, Маша и Даша, а также Роман шли в средине, весело о чем-то болтая, но, похоже, они уже не сильно занимали Вишенку. Она боялась встретиться с вожатым взглядом, мечтала провалиться сквозь землю. Шла, робко опустив голову, не знала, как поднять на него глаза после тех ночных поцелуев и ласк, которыми он так жадно, так яростно осыпал ее. Волновалась, как Кирилл Андреевич посмотрит теперь, что скажет, как отреагирует, как и что она сама осмелиться произнести в ответ. Все это было ново, необычно, с этим требовалось как-то справиться.
– Ксюша! Догоняй! Компот остынет! – (Местная шутка) – Кирилл остановился, пропуская всех вперед и заговорил… Легко и непринужденно, как ни в чем не бывало, будто ничего не было. И смотрел ей в глаза весело, естественно, как и раньше, единственное исключение состояло в повышенном содержании нежности во взгляде.
– Как ты, маленькая? – почти шепотом произнес он, поравнявшись с ней. – Не выспалась?
– Ничего, днем высплюсь, на тихом часе.
– Обязательно выспись, а вечером погуляем еще, если ты не против?
Выразительный взгляд двух карих вишен, полный обожания, послужил ему одновременно и наградой и ответом на такой совершенно ненужный вопрос.
"Вот и все, ничего страшного. Он просто подошел, просто заговорил, просто улыбался. Ой, как хорошо. А я так боялась, так переживала, не могла уснуть. Вот глупая."
Со столовой Кирилл вышел в прекрасном настроении. На душе у него пели сладострастные сирены и звучали райские скрипки. Сергей шел навстречу и вдруг резко остановился, поравнявшись с ним:
– Кирилл, что с тобой? Я тебя не узнаю, ты весь светишься. Улыбаешься сам себе. Я-то думал, гляди как товарищ мне рад – улыбка до ушей, счастливое выражение лица, – а ты проходишь мимо. Вот не останови я тебя, наверное и вовсе не заметил бы своего друга, – Сергей слыл заядлым балаболом и любил длинные пространные речи, даже когда дело касалось лишь короткого приветствия.
– Представляешь, я вчера водил ЕЁ смотреть на звезды, – мечтательно произнес Кирилл, обращаясь скорее к самому себе, чем к Сергею.
– Кого?!
– Ксюшу.
– Эту девочку?! – У Сергея полезли глаза на лоб. – Или она уже не девочка после урока астрономии?
– Девочка, девочка, не волнуйся. За кого ты меня принимаешь? Она же еще маленькая. У меня ж в голове мозги, а не то, что ты подумал.
– Да?! С каких это пор?
– Поговори мне. Сейчас получишь. Как говорят у моей бабушки в деревне: "Хочешь маты сыне око?" (Хочешь иметь подбитый глаз?)
– Шучу, шучу. Так ты что, серьезно, крутишь роман с пионеркой? Зачем? Тебе что, тёлок мало?
– Да в том-то и дело, что это не роман, это намного серьезнее, чем я думал. Будешь себя хорошо вести, что, конечно, весьма сомнительно, то попробую тебе все объяснить. Если сам не запутаюсь, в чем тоже не уверен.
– Ладно, нагородил. Я из твоей речи ничего не понял. Послушай, а ведь она должна была быть в моем отряде. Как она оказалась в твоем?
– Я же тебе уже рассказывал… – начал было он, но Сергей нетерпеливо перебил его:
– Только не пой мне басню о просьбе родителей. Она шита белыми нитками.
– Ладно, не буду. А ты не спрашивай. Может когда-нибудь и расскажу, только не сейчас.
– Ой смотри, Кирилл, доиграешься.
– Ты перепутал, Серега, я не девочка, мне нравственные морали читать ни к чему. Да и опоздал ты с ними на много лет.
– Ладно, ладно, потом поговорим, директриса вызывает. Будет сейчас пилюли вставлять за вчерашнее.
– А что вчера было?
– Да так, малость порезвились после отбоя. Конфиската много у своих охламонов в тумбочках нашел, не пропадать же добру. Сорока-градусный продукт – это тебе не шутка, вмиг скиснет на такой жаре.
И Серега, виновато втянув голову в плечи, поплелся в кабинет начальника лагеря.
Кирилл посмотрел ему вслед. "Вот пожалуйста, остановил меня, чтобы спустить с божественных небес на грешную землю. И ему это удалось. Пристает со своими пошлыми намеками. Не понимает, что для меня в отношениях с этой девочкой, секс совсем не главное."
Кирилл подумал, что будь Вишенка одной из тех пятнадцати-, шестнадцатилетних девиц, для которых секс являлся делом совершенно обыденным, и которые, не смотря на столь юный возраст, меняли половых партнеров гораздо чаще, чем гусары перчатки, он бы не терзался так вопросами нравственности. В его отряде таких было несколько экземпляров, готовых переспать с вожатым в любой момент, стоило лишь поманить их пальцем. Даже одного зовущего взгляда хватило бы, чтобы они оказались в его постели по очереди, а то и все сразу.
"Так в чем же дело?" – спросил бы Сергей, пожимая плечами, прагматичный ум которого отказывался понимать, «зачем делать сложным, то что проще простого» (Наутилус Помпилиус "Казанова")
Но как раз этих девиц Кирилл и не хотел. С их распущенностью, раскованностью, богатым опытом и натруженными ртами. Было даже гадко видеть в молодых девушках (приехавших в детский – детский!!! – лагерь) матерых хищниц, ловко манипулирующих приемами соблазна. Было противно пользоваться ими после всех этих мальчиком из его отряда и половины соседнего, Серегиного. Кирилл патологически не любил шлюх. Вишенка – другое дело. Чистое, невинное создание – нежное, трогательное, наивное.
"Как ему все это объяснить? Ведь не поймет же. А надо ли?"
После завтрака, ввиду наметившейся благоприятной погоды, лагерный громкоговоритель объявил всеобщую мобилизацию с выдвижением на пляж. Суета, радостные возгласы, переодевание, халаты и полотенца замелькали то тут то там пестрыми красками. Отряды строились, отряды двигались, выкрикивая речёвки, отряды текли вниз по многочисленным ступеням металлической лестницы, ведущей к морю.
У каждого лагерного подразделения был свой навес от солнца с длинной скамьей по центру, служившей местом для складирования вещей в гораздо большей степени, чем по назначению. Сидели на ней всё больше в вечернее и ночное время влюбленные пары (и не только сидели!), днем же ребята предпочитали валяться на песке.
Ксюша легла на полотенце, подставляя солнцу спину, и принялась читать. Купаться со всеми остальными детьми она не пошла, а когда вожатый вывел своих птенцов из воды, то первым делом проверил, на месте ли его сокровище. Девочка лежала ничком на книге, зарывшись в нее лицом. Тень от навеса наползла на загорелое тело, накрыв почти полностью, за исключением щиколоток и розовых подошв с редко прилипшими к ним песчинками.