Кирилл испугался, не стало ли ей плохо, не случился ли солнечный удар – такое много раз бывало в лагере за время его вожатского стажа с не рассчитавшими свои силы подростками, желающими забрать с собой всё южное солнце и весь загар, добровольно поджаривающими себя до появления первого дыма, соревнуясь с чертями в аду.
Он тихо присел возле нее на песок, откинул сползавшую вниз прядь волос и заглянул в лицо. Вишенка спала. Слух вожатого приятнее всякой музыки защекотало тихое, безмятежно-сонное дыхание. Она не проснулась от нежного прикосновения и Кирилл решил ее не будить, просто накрыл своим полотенцем, чтобы спящей русалочке, разогретой палящим солнцем, а теперь укутанной тенью навеса, под который то и дело врывался со стороны моря прохладный ветерок, не было зябко.
"Пусть поспит, – резонно рассудил он. – Все-таки она еще маленькая, ей требуется восьмичасовый ночной сон, а такие прогулки под луной выбивают ее из колеи. Понятно, что влюбленные часов не замечают, но, пожалуй, нужно быть поаккуратнее. Я, ко всему прочему, еще и несу за нее ответственность, как вожатый."
Нечто самодовольно крякнуло: "Так ты, Кирилл, с собой разберись, кто ты – влюбленный или вожатый? А уж исходя из этого и будешь действовать."
"Отстань" - отмахнулся от него Кирилл.
Глава 22
С этого дня, они проводили вместе все ночи напролет, выбирая для прогулок самые темные и отдаленные уголки лагеря или пляжа. Заходили на соседние территории заброшенных лагерей и баз, возвращались под прикрытием темноты лишь незадолго до рассвета.
Сначала добросовестно пытались конспирировать свои действия и чувства. Являлись на дискотеку, крутились минут сорок на глазах у всех, обеспечивая себе алиби, и незаметно исчезали, чтобы явится в корпус после третьих петухов. В течении дня лишь изредка обменивались взглядами, улыбками, несколькими словами, стараясь не выдавать себя.
Однако в таком маленьком сообществе, где все друг у друга на виду 24 часа в сутки, ничего не может долго оставаться тайной. Ксюша ходила весь день сонная, засыпая на ходу, почти не интересовалась лагерной жизнью, была мечтательна и задумчива, что не могло не настораживать и сами собой напрашивались недвусмысленные выводы.
Кирилл тоже не отказался бы вздремнуть среди бела дня, но ему не позволяли должностные обязанности. Былого азарта и энтузиазма в своей работе вожатый теперь не выказывал. Все его мысли занимала эта девочка, и если он и делал что-то с задором, то только в том случае, когда знал, что Вишенка рядом, что ей это интересно, что она это оценит.
Вскоре они отказались от конспирации и уже не расставались, открыто появлялись вдвоем, не стесняясь, смотрели друг на друга, блаженно улыбаясь, держались за руки. До конца заезда оставалось не так уж много дней, которые им суждено было провести вместе. Дальше распахнула свои объятия неизвестность, за пределы которой оба боялись заглядывать.
Скрывать свои чувства стало совершенно бессмысленно – все, кто хотел, давно догадались и махнули на них рукой, даже директор. Она, надо отдать ей должное, была очень деликатна в своих суждениях и не особо совала нос в такие вопросы, которые ее не касались или выпадали из сферы профессиональных интересов.
Серега иногда по-дружески подкатывал, интересовался судьбой товарища, все еще намереваясь держать руку на его пульсе и, в случае необходимости, подставить дружественное плечо.
– Кирюха, ты уже в открытую играешь. Только слепой не видит ваших отношений.
– Ну и ладно. У меня в распоряжении всего несколько лагерных дней.
– А что ты хочешь успеть? – (Где-то Кирилл уже слышал этот вопрос. Ах да, от негодяя Нечто. Подлый хам!)
– Ну, во всяком случае не то, что ты подумал. У тебя, Серый, мысли в одну сторону повернуты, а я просто хочу насмотреться на нее, надышаться ею.
– Кирилл, брось ты как мальчик себя вести. Если "to be continued" – ты успеешь и надышаться и насмотреться. А если " Finita la comedia" – то перед смертью не надышишься.
– Знаешь Серега, если серьезно, то я не собираюсь ее трогать, она еще ребенок совсем. Просто я с ней себя чувствую гораздо моложе. Как будто мне пятнадцать лет. Забываю про свое горе, гибель сестры. Мне кажется, что вернулись те времена, когда Света была еще жива, была рядом со мной, я с ней возился, заботился о ней. Мне Ксюша заменила сестру, честное слово, только на каком-то новом витке, что ли. Я пока сам еще толком не разобрался.
– Кирилл, скажи, вот ты с ней целуешься-милуешься, проводишь ночи на пролет, а она к тебе по имени-отчеству обращается? Это как?
– Ну да, а зачем панибратство в лагере устраивать. Ко мне все так обращаются, я не люблю фамильярности. Да и она так привыкла с самого начала. Зачем я буду ее переучивать? А другие тогда что? Нет уж, в этом плане никаких никому исключений быть не должно. Это принципиально. Подумаешь! В чем проблема?
– Да, Кирилл, я бы так не смог.
– Смог бы, если б влюбился. Куда б ты делся.
Кирилл и Вишенка, когда у вожатого выпадала свободная минута, часто сидели на лавочках, на траве в самых дальних, укромных, необитаемых уголках лагеря в тени деревьев, слушали песни цикад и шорох листвы. Целовались и не могли нацеловаться, говорили и не могли наговориться.
– Кирилл Андреевич, мне не верится, что это все происходит со мной.
– Почему, Вишенка?
– Не знаю, я еще никогда не встречалась с мальчиками.
Он усмехнулся.
– Но я далеко не мальчик, крошка моя.
– Тем более, так необычно, даже немножко страшно.
– Не бойся, я тебя не обижу, я же понимаю, что ты еще малышка. Знаешь какое у меня дикое желание тебя защищать?!
– От кого?
– Сам не знаю – от всего: от всякой беды, от зла, от жестокости, от несправедливости, от плохих людей. Хочется тебя беречь и лелеять. А иногда мне хочется задушить тебя в объятиях. Прижать к себе и никогда не выпускать. – Кирилл обхватил ее руками так крепко, что у нее перехватило дыхание.
– Ты моя Вишенка, моя ягодка. Я любуюсь тобой и не могу тебя съесть. Ты мой запретный плод.
– Почему?
– Если я тебя съем, кем я тогда буду любоваться.
И Кирилл, наклонившись к ней, легонько укусил верхушку ее милого носика…
Глава 23
Еще один лагерный день подошел к концу. Танцуя с Вишенкой, Кирилл произнес, соревнуясь в громкости с примостившейся неподалеку колонкой:
– Вишенка, девочка моя, сегодня мы не пойдем гулять как обычно.
– Почему? – удивленно вскинутые на него глаза заиграли черными угольками в люминесцентном свете прожектора.
– Надо выспаться. Мы с тобой столько ночей не спим. Я боюсь за твое здоровье. Ягодка моя ходит потом весь день вяленькая, зевает, с ног валится. Да и мне надо отдохнуть, у меня ведь днем, помимо всего прочего, еще и работа. Так что сегодня, маленькая, спать без разговоров.
– Ну, Кирилл Андреевич, может немножко погуляем, хотя бы чуть-чуть… – начала было возражать Ксюша.
– Нет, малышка, сегодня спать. Хочешь, я тебя уложу?
– Как это?
– А вот так! Положу в кроватку, укрою одеялком, поцелую перед сном, пожелаю спокойной ночи.
– Кирилл Андреевич… – она запнулась, счастливая от такой перспективы получить новую порцию его нежностей, еще совершенно незнакомых ей. – Да, очень хочу!
От накатившего восторга даже перестала танцевать и захлопала в ладоши так звонко, что топтавшиеся рядом пары дружно, как по команде повернули головы.
– Тише, тише. Не буйствуй, не привлекай внимание.