– Кирилл Андреевич, уже и так все знают про нас. Мне девочки говорили: "Видишь, как на тебя вожатый смотрит. Ты ему нравишься." Я им не верила и отвечала, что они все выдумывают. А теперь мне все равно. Пусть думают, что хотят.
– Ну и правильно. Но сегодня ночью ты будешь спать, моя куколка. И все увидят, что по ночам ты спишь.
Когда танец закончился, Кирилл предложил:
– А пойдем прямо сейчас в корпус. Дискотека все равно подходят к концу. Пошли, пока еще все здесь и в палате никого нет.
Кирилл Андреевич, положив руку Вишенке на плечо, спокойно увел девочку спать. И как бы не хотелось малютке погулять с ним по ночному лагерю, она послушно покорилась его воле. Самодовольное Нечто поставило еще одну маленькую галочку за умения ненавязчиво подчинять себе людей.
Жгучей волной поднялось из недр и подкатило к сердцу воспоминание тех счастливых мгновений, когда много лет назад он укладывал спать свою младшую сестру. Одевал на нее ночную сорочку (пижамы она терпеть не могла), укрывал одеялом, целовал в лоб или щечку, в зависимости от положения тела – на спине или на боку. Желал ей спокойной ночи. Света обожала эти минуты – доказательство его братской любви и нежности.
Больше ни одна женщина в мире, с которыми он спал в последующие годы, не удостаивалась такой чести. Они сами укладывались с ним рядом (это в лучшем случае, если доводилось ночевать в одной постели), сами говорили ему "спокойной ночи" и целовали его перед сном. У него же не возникало ответного желания. Этого таинства он не дарил никому. Принципиально.
И вот теперь захотел, сильно, непреодолимо, всеми фибрами души захотел уложить ее спать, как тогда, в детстве, сестру, и Вишенка сразу же согласилась, без сомнений, без колебаний, будто бы знала, будто бы помнила, как это славно…
Корпус встретил их чернильной темнотой и пустотой, красуясь темными силуэтами окон на фоне белых кирпичных стен. Лишь тусклая дежурная лампочка приветливо покачивалась на веранде.
У шестнадцатилетних подростков не укладывалась в голове мысль о возможности лечь спать до отбоя в теплую чудесную ночь, вдали от родительского надзора, при полном попустительстве со стороны вожатого, занятого своими сердечными делами. Обычно случалось наоборот: вожатым приходилось прилагать немало усилий, чтобы загнать всех в палаты, а потом – после отбоя и до утра – пресекать "великое переселение народов" из женской половины в мужскую и наоборот. Правда, Кирилл, всецело поглощенный своими заботами, пустил ситуацию на самотек, жесткого контроля не устанавливал, чем заслужил небывалую славу и благодарность со стороны своих подопечных. Ребята были в восторге от своего вожатого, многие (то есть, все!) понимали причину такого снисхождения. Но положение всех устраивало, было только на руку и никто не возмущался. Свобода прежде всего! Старожилы, отдыхавшие в этом лагере не первый год, не помнили такой обалденной смены. У них самый прекрасный вожатый: и сам отдыхает и им не мешает, что еще нужно для полного счастья. Такое попустительство со стороны Кирилла Андреевича, конечно, не одобрила бы директриса, но по негласной обоюдной договоренности, никто никого не выдавал.
Подходя к корпусу Кирилл шепнул:
– Давай, Ксюшечка, иди в туалет, умывайся, я тебя подожду на веранде.
Через минуту она уже стояла перед ним с полотенцем, перекинутым через плечо, каплями воды, блестевшими на плохо вытертом в спешке лице и резким мятным запахом зубной пасты.
Кирилл не стал включать свет, во-первых, чтобы с улицы не привлекать ненужного внимания, во-вторых, в окна и без того заглядывала ослепительно яркая, почти полная луна, заливавшая таинственным полумраком комнату и, наконец, в-третьих, зачем лишний раз смущать девочку.
Он сел на кровать, дабы не так возвышаться над Вишенкой, застывшей перед ним в лунном свете, придерживая ее руками за талию.
– Ты в чем спишь, котенок?
– В ночной сорочке.
– Ну переодевайся. Хочешь, я тебе помогу? Давай, снимай кофточку, – и Кирилл, не позволяя ей опомниться, захватив края футболки, ловким движением стащил ее через голову. Ксюша тихо ойкнула, прикрывая руками кружевной лифчик.
– Не бойся, малышка, тут темно, ничего не видно. Так, теперь снимай джинсы.
И пока у нее были заняты руки, прижатые к груди, он, не менее проворно, расстегнул и потащил штаны вниз. Стрейчевая ткань плотно облегала бедра и брюки никак не хотели покидать свою хозяйку, а когда Кирилл резко дернул, сползая, прихватили за компанию еще и трусики. Ксюша вскрикнула, но Кирилл ловким движение разъединил парочку, быстро водрузив трусики на место, а джинсы бросил на спинку кровати.
– Теперь сорочку давай? Где тут у нее перёд, где зад? – Приговаривал Кирилл, вертя перед собой предмет, как ему показалось, кукольного размера.
– Вишенка, ты не перепутала, это, случайно, не для куклы одежда?
– Нет, это моя, – ей нравились такие смешные глупости и каждая забавная шутка вызывала неподдельную улыбку.
– Я лифчик на ночь снимаю, он мне давит, – тихо добавила Ксюша.
– Хорошо, давай снимем и его, – Кирилл, обхватив Вишенку руками, умело и профессионально расстегнул на спине застежку.
А когда Ксюша подняла руки вверх, продевая их в рукава сорочки, в лунном свете ему улыбнулись две круглые, как яблочки, белые, на фоне бронзового загара, грудки.
"Хорошенькие, еще не вполне развившиеся, но уже довольно полненькие. А она меня не очень-то и стесняется, вероятнее всего, абсолютно доверяет, как ребенок врачу или авторитетному взрослому. Ну, так оно, собственно и есть, что там говорить. Вот и Света мне доверяла. Не стеснялась меня, даже когда я уже был вполне взрослый юноша. Почему так?... Опять провожу параллели. Нет. Нет. Хватит…"
– Ну вот, теперь ты при полном параде, можно ложиться спать.
Он покровительственным жестом откинул с кровати покрывало, приглашая ее проследовать в объятия простыни и подушки. И, когда она уютно умостилась, повернувшись на бок и подложив руку под щеку, заботливо укрыл одеялом, не спеша наклонился и поцеловал в висок, потом в ухо, откинув с него непослушный локон. Затем, повернув ей голову, отыскал в рассыпавшихся по лицу волосах глаза и губы и так же нежно одарил их поцелуями.
– Спокойной ночи, Вишенка, ягодка моя сладенькая. Пусть тебе приснятся самые красивые и интересные сны. Ты их запоминай, а завтра мне расскажешь. Договорились?
– Договорились. Спокойной ночи.
Кирилл вышел, прикрыв за собой дверь в спальню, прошел к себе, оставляя дверь вожатской открытой, чтобы быть на чеку, когда с дискотеки станут возвращаться остальные ребята.
Глава 24
– Ты гуляешь по ночам с вожатым? – голос Лены прозвучал резко и неожиданно возле самого уха, когда Ксюша, наклонившись над умывальником, набрала полные пригоршни воды и плеснула ими себе в лицо, прогоняя остатки сна, никак не желавшего оставить ее в покое.
– А тебе какое дело?
– Ну и как он в постели?
– Я не знаю, я у него в постели не была.
– Врешь. Ты приходишь в палату только под утро каждую ночь, а потом спишь на тихом часе как убитая.
– Просто устаю от жары и хочу спать.
– От другого ты устаешь. Еще бы. Всю ночь ноги раздвигать много силы надо.
– Ничего я не раздвигаю. Отстань от меня.
– А если я директрисе пожалуюсь, – не унималась Лена.
– Только попробуй. Он тебя на куски порвет.
– Он со мной танцует. Я ему нравлюсь, слышишь, ты, малолетка, детский сад вторая группа, – все больше распаляясь и брызгая слюной, кричала Лена, теряя над собой контроль. – Как ты вообще в этом отряде оказалась? Не путайся под ногами, молокососка. Или ты, может быть, что-то другое сосешь?
– Ничего я не сосу, отстань от меня, слышишь?!
И Ксюша, резко повернувшись, дернула за угол висевшее на гвоздике полотенце так, что тот своей острой шляпкой с треском проделал в мохнатой ткани огромную дырку и не оглядываясь пошла по направлению к корпусу.