Лена ядовито смотрела вслед, закусив губу, и о чем-то лихорадочно думала.
На тихом часе Ксюша, как ни в чем не бывало, спокойно спала. Последнее время ее мало что интересовало, кроме отношений с вожатым. Все лагерные события проходили теперь вскользь, как-то по касательной, только тогда затрагивая ее внимание, когда в них присутствовал ОН, если существовали его влюбленные взгляды, его улыбки, его слова, обращенные к ней.
Тихий час, как было у них условлено, являлся временем отдыха для обоих, подзарядкой перед каждодневными ночными бдениями, доверху наполненными прогулками под луной, шелковым звездным небом, поцелуями, объятиями.
Лена на тихом часе не спала и вознамерилась, было, в отместку помешать и Ксюше, но потом передумала. В голове созрела другая идея отомстить сопернице.
Оделась поэротичнее, в обтягивающие минишорты, настолько мини, что их глубокие вырезы сзади оставляли открытыми нижние половинки ягодиц, маечку на двух тоненьких шлейках, ажурно-прозрачную, под которую предусмотрительно "забыла" одеть бюстгальтер. И постучала в дверь вожатской.
– Войдите. – Кирилл, как обычно, лежал на кровати и читал. Гостей он не ждал, поэтому не стал утруждать себя вставанием, а просто повернул голову в сторону открывшейся двери.
На пороге возникла Лена.
– Чего тебе? – Кирилл отложил книгу и удивленно уставился на нее.
Лена закрыла за собой дверь и повернула ключ в замочной скважине.
– Не понял? – Глаза вожатого полезли на лоб, а тело нехотя переменило положение из горизонтального в сидячее.
– Ты пришла совершить преступление? Сейчас здесь произойдет убийство?
– Хуже.
– Что может быть хуже, Лена? – до Кирилла стал доходить смысл ее визита.
– Сейчас здесь произойдет изнасилование. – Лена хихикнула, довольная своим остроумием.
Кирилл угрюмо хмыкнул.
– Забавно. И кто кого будет насиловать?
– Кирилл Андреевич, ну я же Вам нравлюсь? – начала было она.
– Кто тебе сказал? – перебил ее Кирилл.
– Вы со мной танцуете на дискотеках, смотрите на меня и почему-то еще ни разу меня не поцеловали.
И с этими словами, прозвучавшими кокетливо и жеманно, как само собой разумеющееся заветное желание всех мужчин, Лена, виляя бедрами, пересекла комнату и попыталась сесть ему на колени. Кирилл резко поднялся, от чего она скатилась на пол, но не упала, а встав на четвереньки и быстро сгруппировавшись – помогла спортивная сноровка – ловко вскочила на ноги. Он тяжело и досадно вздохнул, закатив при этом глаза к потолку, выказывая недовольство и раздражение.
– Лена, иди, детка, от греха подальше. Если ты сейчас тихо и мирно уходишь, я никому ничего не говорю. Эта сцена остается между нами.
– А если я не уйду?
– Опозорю тебя на весь лагерь, хоть это и непедагогично и не в моих правилах. Но я ведь тебя предупреждаю по-хорошему. Я надеюсь, ты умная, сообразительная девочка и все поймешь с первого раза.
– Я не девочка, – огрызнулась Лена.
– Ты этим хвастаешься?
– Констатирую факт.
– Вот незадача, а я, как назло, девочек люблю. Видишь, ты не в моем вкусе.
– Ксюшу, например?
– А вот это тебя не касается. Ясно? – тон Кирилла переменился с ироничного на резко агрессивный. – Включаю секундомер. У тебя 10 секунд, чтобы отсюда убраться. Иначе завтра же вылетишь из лагеря – заметь, из детского лагеря! – за аморалку.
И он нелюбезно и совершенно неласково, ни мало не заботясь, кто из присутствующих на веранде может стать свидетелем этой сцены, повернул ее за плечи и выставил за дверь:
– Займись кем-нибудь другим. Ты симпатичная, хорошо одеваешься и красиво танцуешь, имеешь много других достоинств, – "За исключением мозгов" – добавил про себя Кирилл. – Поверь, у тебя есть шанс, а в лагере еще много достойных твоего внимания представителей в штанах. Удачи, цыпка.
Дверь за ее спиной захлопнулась. Кирилл от злобы, досады, от кипевшего внутри негодования, даже зачем-то закрыл ее на ключ изнутри, будто боялся, что Лена станет ломиться обратно.
Еще раз тяжело вздохнул и взялся за сердце. Вспомнил Ксюшу. Ну разве их можно поставить рядом? Нежную, скромную, застенчивую Вишенку и эту разнузданную, самовлюбленную, наглую девицу.
Его передернуло. И образ Ксюши на ее неприглядном фоне показался еще милее. Улегся снова читать, но строчки прыгали перед глазами, меняясь местами, налезая друг на друга, смысл путался и Кирилл бросил это гиблое занятие.
"Нужно лечь и успокоится. Есть еще часок свободного времени. Можно попытаться заснуть, а то и правда, все ночи напролет гуляем. А спать-то когда-нибудь надо. Моя прелесть совсем выбивается из сил. Бедняжка спит на ходу, и на пляже, и на тихом часе, и в столовой за столом куняет, глаза слипаются и ничего не ест."
– Черт, – выругался он вслух, – если б не эта стерва, на второй странице уже заснул бы и десятый сон видел, а теперь попробуй, успокойся.
Кирилл лег навзничь, сложил руки на груди, как покойник, и шутливо пробубнил:
– Спокойно, Ипполит, спокойно! Почему ты не спишь? Спи, тебе говорят!...
Глава 25
Они ходили по краю моря, по кромке воды далеко за пределы лагерного пляжа, внимали плеску волн и «шелесту звезд». Кирилл поднимал Вишенку на руки и кружил, и перед ее счастливыми глазами плыли небо, луна, море, склон обрыва, огни лагеря наверху.
Резец природы еще не завершил процесс ваяния настоящего женского тела. Иногда, под футболку Ксюша не одевала бюстгальтер – в ней пока не сформировалось сознание в необходимости постоянного присутствия этой части женского гардероба. Было очевидно, что Ксюша и сама не привыкла к такой особенности своего организма, рано развившейся и принявшей столь округлые формы. И когда ловила на своей груди его заинтересованный взгляд, вдруг смущалась, опускала глаза и неловким движением прикрывала грудь согнутой в локте рукой, делая вид, что заправляет за ухо выбившуюся непослушную прядь волос. От этих округлостей столь соблазнительного вида, как магнитом притягивающих внимание, Кирилла бросало в жар.
Пьянящий ночной воздух и ее детский трогательный запах стали катализаторами возбуждающего процесса и ему вдруг до спазмов в горле захотелось прикоснуться к этим недозревшим половинкам эдемского яблока, зарыться в горячую впадинку между ними и он не удержался, нарушая запрет, наложенный им же. Осторожно, едва касаясь, поднес ладонь к ее груди, прикрытой лишь тонкой тканью кофточки, готовый в любой момент отдернуть руку, едва заметит хоть малейшее беспокойство, недовольство или испуг с ее стороны.
Вишенка замерла, прислушиваясь к новым ощущениям, только глаза моргали, беспорядочно пробегая от одной невидимой точки пространства до другой. Тогда Кирилл сильнее сжал кисть и начал медленно массировать, мять, гладить нежную выпуклость ее тела.
Ксюша тяжело задышала, нервно облизывая губы.
– Малышка, скажи, тебе неприятно, когда я так касаюсь? Я не буду, если тебе это не нравиться.
– Нет, нравится, очень нравится.
– Можно, я тогда поцелую.
– Да, – едва слышно прошептала она.
То был чисто психологический прием, так как он знал наверняка, что девочка ни в чем ему не откажет. Но спросить, значит дать возможность ей самой сделать выбор, а не принять Кириллом навязанное решение.
Трикотажная кофточка имела прекрасные эластичные характеристики, чтобы сползти с плеч и зафиксировать свое местоположение уже под обнаженной грудью. Кирилл прикоснулся к ее соску губами, проехался языком, почувствовал, как гладенькая розовая сфера под его ласками превращается в крохотный упругий шарик.
Ксюша застонала, задыхаясь от охватившего ее волнения и нового прилива чувств и желания чего-то непонятного, распиравшего, накатывавшегося на нее. Реальность уплывала по окружностям, кружилась, разлеталась в разные стороны под действием центробежных сил.