Тепло – ні вітру, ні хмар...
Я пригорну тебе до свого серденька,
А воно палке, як жар.
Вишенка скинула халат на песок рядом с полотенцем и алебастровое в лунном свете тело перечеркнули две тонкие полоски купальника, черневшие на ее светлой коже. Кирилл, щадя чувства девочки, тоже остался в плавках.
– Как ты думаешь, кто и зачем постелил эту дорожку.
– Не знаю, – улыбнулась Вишенка.
– Всевышний или вселенная, Бог или рок, природа или погода чтобы мы добрались по ней к своему счастью. Пафосно я сказал, правда? Пошли.
Кирилл взял ее за руку и шагнул на тончайшее серебристое кружево, которое расступилось под ногами, рассыпавшись тысячами разноцветных искр. Вишенка взвизгнула, входя в прохладную воду и остановилась, не решаясь сделать следующий шаг.
Но Кирилл уже настойчиво тянул ее, бежал по воде, увлекая за собой и осыпая множеством мелких брызг. Ксюша потешно визжала и старалась увернуться от холодных капель. Вода уже доходила до колен, бежать по ней становилось тяжело. Ноги путались в волнах, ими же взбиваемых, преодолевая сопротивление плотной соленой среды, высоко выпрыгивали из воды, надеясь обмануть природу.
– Смотри, мы стоим как раз на лунной дорожке.
Вишенка подняла на него горящие глаза.
Кирилл залюбовался ее мокрым лицом, на котором море переливалось перламутровыми капельками в отраженном лунном свете. Нагнулся чтобы прикоснуться губами к мокрому рту. Ее губы были солеными и прохладными. Она трепетно подставляла их для поцелуя.
Потом, не удержавшись на ногах, а может и не хотел особо удерживаться, повалился в море, увлекая Вишенку за собой. Падая, перевернулся так, чтобы девочка оказалась сверху, чтобы не захлебнулась и не ушла под воду. Они кувыркались в волнах, плескались, как дети или как влюбленные, поднимая мириады брызг, которые сверкали в темноте и тишине ночи, сливаясь со звездами.
Кирилл ловил губами ее губы или мочку уха, или завиток мокрых волос, а Вишенка старалась увернуться, и при этом заливисто смеялась. Пыталась убежать от него, но мужчина молниеносно ловил беглянку за кисть или щиколотку и потерявшая равновесие нимфа с плеском плюхалась в воду, подхваченная сильными руками и крепко прижатая к сердце.
Он подкидывал и ловил малышку, не давая уйти под воду, делал "бомбочки" и тогда ее окутывало множество мелких пузырьков, приятно щекотавших кожу, нырял и Ксюша в ужасе озиралась на опустевшую морскую гладь, не зная, откуда ждать его появления на этот раз. А Кирилл Андреевич подныривал всегда с неожиданной стороны и сбивал Вишенку с ног, сам тут же подхватывал, кружа и целуя.
"Как хорошо, – думала Ксюша. – Никогда в жизни купание в море не доставляло мне столько радости".
"Надо выходить, а то еще чего доброго малышка замерзнет и заболеет" – наконец-то достучался здравый смысл до его рассудка, а руки подхватили все еще визжавшую и барахтающуюся русалку и понесли на берег.
– Пушинка моя. Вот так бы носил и носил тебя на руках, моя ягодка…
Кирилл, обмотавшись полотенцем, снял мокрые плавки – не стал смущать ее невинность подробностями мужской физиологии.
– Снимай мокрый купальник, а то простудишься. Луна, хоть и ярко светит, но не греет, – Вишенка начала заметно дрожать и дробно стучать зубами.
И не успел тонкий голосок что-либо ответить, как Кирилл Андреевич уже разъединил застежку лифчика и бросил его на песок, вынуждая тем самым крошку ойкнуть и инстинктивно прикрыть грудь руками. В следующее мгновение Кирилл быстро нагнулся и так же стремительно сдернул трусики.
Теперь она стояла перед ним голенькая, прозрачная, освещенная светом луны и удивительно притягательная. Мужчина смотрел на нее и не мог налюбоваться, хотелось впитать это чудо все без остатка. Обнимать, ласкать, гладить, насытится ею. Дыхание перехватило и по горлу прокатился предательский комок, выдававший сильное волнение.
Кирилл притянул свою голубку, прижимая к себе, стараясь согреть, ощутил прикосновения ее грудей, мокрые волосы касались его торса. Приподнял, чтобы не наклоняясь, дотянуться до влажно блестевших губ, осторожно, маленькими мелкими глоточками впитывая в себя их прелесть.
Вишенка висела в его объятиях не доставая ногами до земли почти также, как тогда, у автобуса, только теперь их губы ловили друг друга в полутьме, руки ласкали, тела соприкасались, не разделенные никакими одеждами, не считая полотенца, висевшего у него на поясе. Тогда был первый день незабываемой смены, сейчас – последняя ночь, а между ними целая вечность, породившая их любовь.
И вдруг Ксюша, повиснув у него на шее, обхватила ногами его тело в районе талии, прижалась к нему и Кирилл ощутил – боже, где взять силы, чтобы выдержать эту пытку – прикосновение не только ее грудей, животика, но и мягкого лобка и теплой плоти. "Видела, наверное, такую позу в каком-нибудь кино и теперь неосознанно подражает героине" – мелькнуло у Кирилла в голове.
Поддерживая ее руками под попочку, он слегка покачивал ее вверх и вниз, усиливал трение, наслаждаясь близостью ее голенького тела и уже даже не пытаясь сопротивляться распирающему его желанию, а наоборот, всячески помогая, жаждал скорейшей развязки. Кирилл, тяжело дыша, с закрытыми глазами ловил приоткрытые губы, мягкие соски, животом гладил горячее лоно и, подгоняемая переполнявшими его чувствами и желаниями, огненная лава подкатила к самому жерлу и вулкан страсти заклокотал, предупреждая о своем извержении. Кирилл не стал сдерживать приближающуюся агонию, хоть и пронеслась где-то на задворках захмелевшего сознания мысль подольше продлить блаженство, но страх, что какая-нибудь нелепость может помешать и все испортить был сильнее, и она горячими импульсами выплеснулась наружу. Он тихонько застонал, со всей силы сжимая ее в своих объятиях, жадно заглатывая воздух, и вдруг обмяк, все еще держа девочку на руках, обессилено припадая головой к ее плечу.
Полуоткрытыми глазами сквозь муть и туман упоения посмотрел на Вишенку блуждающим взглядом. Похоже она, по своей детской наивности и неопытности, ничего не поняла. Это его немного успокоило и заставило просиять счастливой, блаженной, отсутствующей улыбкой.
Осторожно поставил Вишенку на землю. Еще раз прикоснулся губами к ее глазам, волосам. Она вопросительно посмотрела на него, удивляясь такому отрешенному, сытому, потустороннему взгляду.
Несколько мгновений Кирилл стоял не шевелясь, просто прислонившись к ней и прижавшись щекой к посеребренной луной макушке, как будто задремал на время и увидел дивный сон про райские кущи, что, в сущности, было недалеко от истины.
"И овцы целы и волки сыты" – вывела его из забвения постучавшаяся непрошенной гостьей в одурманенный негой разум народная поговорка.
И набрав полные легкие воздуха, заглатывая в себя новую порцию энергии взамен утраченной, Кирилл привел в нормальное, рабочее состояние организм и кипучую жажду жизни, приобрел свой обычный образ, который так хорошо знала и любила Вишенка. Он опять был прежний.
– Кирилл Андреевич, я больше не буду так говорить, как вчера… Я… Я хочу как взрослая женщина. Пожалуйста. Я, правда… Я больше не боюсь. Я… Я хочу быть вашей. Ну, пожалуйста…
– Нет, малышка, мне не нужна такая жертва с твоей стороны.
– Это не жертва, я, правда, так хочу. Мне хочется, чтобы Вам было хорошо со мной…
– Обязательно, Ксюшечка, обязательно, моя девочка, только не сейчас. Мне и так с тобой хорошо. Ты и так моя. Я тебя никому не отдам. У нас с тобой всё будет, только не сейчас, потом. Поняла? Ты моя хорошая. Моя умница. Я очень тебя люблю. – И Кирилл поцеловал ее с такой нежностью, с таким трепетом и заботой, что ей ничего не оставалось, как просто поверить ему, подчиниться, покориться его воле, довериться его опыту.
Потом укутал Вишенку в полотенце, вытирая остатки моря со стройного тела и помог ей одеть халатик. Она хотела привычным движением застегнуться, но Кирилл Андреевич поймал ее ручки, поднес к губам и поцеловал ладошки. Опуская вниз, крепко прижал их к бокам.