Теперь он ясно осознал, что не впустит осенние холода и дожди в лоно их отношений. И в том, что Ксюша будет принадлежать всецело ему больше не сомневался. Может потому, что она уже была его собственностью в его мыслях, он и так безраздельно владел ею в своем сознании, ни с кем не делил и не собирался делить. Никто не ощущал ее с ним родство так, как он, даже родители, так как это было родство совсем другого порядка – возвышенное, неземное, нечеловеческое.
Директор домучил никому неинтересную речь, малыши, запинаясь, пропищали стишки, счастливый сосед-папаша неистово захлопал своему чаду, кто-то с чем-то поздравлял присутствующих, кто-то что-то пожелал в новом учебном году и линейка закончилась. Колбаса взорвалась и начала разваливаться в разные стороны.
Теперь важно было не упустить Ксюшу из виду и не потерять в разношерстной толпе. Кирилл прямиком бросился через линейку к точке ее последней дислокации. Она, прижимаясь к соседке, чтобы вдвоем уместиться под одним зонтиком, уже делала первые шаги в направлении школьного крыльца, когда он позвал ее, не успев добежать и до средины поля.
– Вишенка!
Резкий поворот головы на оклик. Поиск глазами знакомого голоса. И…
– Кирилл Андреевич!!! – захлебываясь от восторга, она крикнула так громко, так неистово, что на нее оглянулись и на миг замерли в такой неестественной позе все присутствующие: и учителя, и дети, и родители.
Перед глазами Кирилла разворачивалось удивительное действие, как в замедленной киносъемке.
Метнувшаяся под дождь в счастливом порыве фигурка, вспорхнувшая от резкого поворота юбочка, ножки в белых гольфиках, со всей силы несущие ему навстречу свою хозяйку и подружка, с широко раскрытыми глазами, изумленно застывшая под мокрым зонтом.
Она бежала через площадь, врезаясь и расталкивая попадавшихся на пути людей, не замечая падающих холодных капель дождя, перепрыгивая через лужи и уже готова была кинуться к нему в порыве нахлынувшей радости, но вдруг замерла в двух шагах, спохватившись, что зря так обнажала перед ним свои чувства, а ведь он не звонил столько дней, может уже разлюбил и она ему не нужна, и в этой ситуации глупо теперь бросаться на шею, да еще на виду всей школы и своей подружки Леры, наблюдавшей за происходящим во все глаза. В следующую, после первой, ослепившей ее, минуту, она об этом вспомнила.
Но Кирилл уже распахнул свои объятия, сам двинулся ей навстречу, и поймав, обхватил руками, закружил, уткнувшись в нее лицом, заблудившись в дебрях ее локонов, отыскивая для поцелуя ухо. И перед счастливыми глазами-вишнями опять поплыли деревья, море, звезды, теннисный стол, пляж и лунная дорожка.
Потом поставил на землю, придерживая, чтобы она не упала, и поцеловал в щечку.
– Вишенка моя сладенькая, я очень скучал по тебе.
– Я тоже, мы с Веней вместе скучали.
– Верю! Как там Веня поживает? Уши целы?
– Да. Мы с ним каждый день Вас вспоминали.
– У вас, что, сейчас в школе занятия?
– Нет, занятия завтра. Сегодня лишь учебники нужно забрать. Но я свои уже получила.
– Ты же в школу направлялась, – на всякий случай спросил Кирилл.
– Просто, за компанию с подругой. Она только вчера приехала. Ее зовут Лера. Я ее все лето не видела. Мы в одном дворе живем и дружим еще с детского сада, а я зонтик забыла, но возвращаться не хотелось, примета плохая. Вот видите, хорошо, что не вернулась, – выпалила Ксюша на одном дыхании винегрет из информации.
– А то что бы случилось?
– Может Вы и не пришли бы, – тихо и даже как-то виновато прошептала она.
– Я очень рад, что тебя увидел и что у тебя все хорошо. Ну ладно, идите, получайте свои учебники, не буду вам мешать. – Кирилл притворился, что уходит.
– Нет-нет, она сама получит. Я с ней не пойду. Я не хочу с ней идти, – быстро-быстро заговорила Ксюша, и голос у нее резко погрустнел, а на милом личике Кирилл, как в раскрытой книге, прочел сожаление и целый список самых разных мыслей, что вот сейчас он уйдет и она не сможет его удержать, а ведь так хотелось побыть с ним, ведь он долго – целых семь дней, почти вечность – не звонил, а она очень соскучилась, и так обрадовалась его появлению, что даже испугалась своего восторга и еще много всего, что трудно выразить словами, эмоции, рвущиеся наружу, чувства, которые нужно сдерживать на виду у других, подчиняясь правилам какой-то там морали.
– Тогда, может, погуляем по городу, хочешь, я тебя украду? – пришел на помощь Кирилл, озвучивая ее сокровенное желание.
– Да, хочу. Очень хочу. Украдите меня навсегда.
– Ну, пошли. Покатаемся на машине, пока дождь не кончится, а потом пройдемся по парку. – Кирилл уже вел Ксюшу к школьным воротам, положив руку на худенькое плечо и пряча ее под своим большим, черным, таким же внушительным, как сам, зонтом.
– Как я соскучился за твоими губами, – сказал он, выходя за калитку, и не удержался, наклонившись, поцеловал прямо у ворот школы, совершенно забыв, что здесь ее любой мог увидеть. Хотя бы та подружка, обладательница зонтика, которая вдруг подумала, что учебники от нее никуда не денутся, а вот кто этот красавец, уводивший Ксюшу и так влюбленно глядевший и так страстно круживший ее, о котором ей, лучшей подруге, ничего неизвестно – это желательно выяснить прямо сейчас. И Лера повернула вслед за ними, прячась за спины расходившейся толпы.
"Ай да Ксюша, тихий омут. Ничего мне не сказала. Скромница. Кто бы мог подумать. Жаль, что на машине уехали. Интересно, куда? Ладно, завтра все узнаю..."
Глава 3
– Тебе до которого часа можно погулять?
– Я сейчас спрошу.
Ксюша, достав мобильник, быстро отыскала в списке нужный номер:
– Мама, алло, – Кирилл, сидя в нескольких сантиметрах от нее, чувствовал вибрации счастья, звучавшие в тоненьком, как колокольчик, голоске, заполнившие собой все пространство автомобиля. Интересно, слышала ли их на том конце телефонной связи мать?
– У нас торжественная линейка уже закончилась. Можно я погуляю. Хорошо… Хорошо… До семи обязательно буду… И хлеба куплю, конечно… Все, мамочка. Пока. – И Ксюша, скосив на него глаза, наградила его счастливой улыбкой, пожимая плечиками "до семи."
– Вот и хорошо. Сейчас мы с тобой закатимся. До семи еще уйма времени. Я так по тебе соскучился.
– Я тоже.
Кирилл перегнулся через спинку водительского кресла и достал с заднего сиденья огромного шоколадного зайца в прозрачной упаковке. Уши, усы, хвостик, подушечки на лапках и еще какие-то мелкие детали были выполнены из белого шоколада и разноцветной карамели и от этого зайчишка приобретал особенно торжественный вид.
– Это тебе. Поздравляю мою ягодку с началом учебного года. – И Кирилл, нагнувшись к девочке, нежно поцеловал ее в шею.
– Ого, какой большой! Спасибо. Снова заяц. Как же мне его назвать?
– Этого можешь никак не называть, просто съешь и всё!
– Он тоже на меня похож?
– О-о, еще больше, чем тот.
– Ладно, мы его вместе съедим. Я без Вас не хочу…
Улицы, капли дождя, светофоры, прохожие под зонтами, повороты и зеленые насаждения – все летело им навстречу, скользило по переднему стеклу, по глазам, по сознанию, не касаясь и не задевая их счастья. Дальний район города о моросившем сегодня дожде еще не был поставлен в известность синоптическими службами. И когда из-за поворота вынырнула зелень местного парка, обласканная ослепительным солнцем, Кирилл ударил по тормозам.
– Дождь кончился. Да здравствует, солнце и прогулки на свежем воздухе!
Гуляли парком, болтали о пустяках. Кирилл блистал красноречием, много говорил, много спрашивал – ему было интересно знать о ней все, что интересовало ее в этой, городской жизни. Ксюша много смеялась, внимательно слушала, простодушно рассказывала о себе.
Физики, а может быть, лирики, открыли удивительное закон: "Ощущение счастья заставляет время лететь с ускорением, прямо пропорциональным силе, объему и степени этого счастья". И только желудок, исключенный поэтами из списка участвующих в любви органов, исправно выполняя свою прямую и не слишком поэтическую обязанность, напомнил Кириллу седую, бородатую и забытую им в эти радостные минуты истину: "Любовь - любовью (слегка перефразировано), а обед по расписанию".