– Кирилл, мне очень горько осознавать, что у тебя есть другая женщина.
– А ты не думай об этом. Ты моя прелесть, ты самая лучшая. Я с тобой никогда не расстанусь, в отличие от всех других женщин, которые были, есть, и – Ксюша, предупреждаю сразу! – будут еще. Знай это.
– И что, я должна их всех терпеть?
– Нет, это они все вынуждены смириться с тем, что мое сердце занято и для них в нем не осталось ни кусочка свободного места.
– А что для них осталось? – Ксюша ехидно прищурила глазки. – Все, что ниже пояса, да?
– Ксюша, ты опять? Давай не будем начинать всю песню заново. Если ты окажешься понятливой умницей и сама меня не бросишь (хотя я тебе это не позволю сделать при любом раскладе), так вот, я всегда буду с тобой.
– Ты что, будешь удерживать меня силой?
– Конечно. Я же гегемон, а ты моя маленькая девочка и я тебя никуда не отпущу.
– Ну какой ты все-таки… – произнесла Ксюша более дружелюбно, поддаваясь на его уговоры.
– Увы, такой. Ну что, мир?
– Мир, – ответила она и грустно покачала головой в знак неизбежности согласия.
– Ксюшка, а давай скрепим наш мир поездкой на каток прямо сейчас. Давно ведь не были.
– Кирилл, ты же знаешь, что я на коньках плохо катаюсь.
– Ничего, будешь за меня держаться и научишься. Не боги горшки лепят. Пошли, успеем еще до ужина часик покататься. А заодно и поужинать куда-нибудь заедем, чтобы дома не возиться.
Уже возвращаясь с катка обратно домой, Ксюша, вдоволь нарезвившись и отдохнув душой от тягостных дум, вполне довольная жизнью, держа Кирилла под руку, вдруг вспомнила их недавний разговор.
– Кирилл, можно тебя спросить? Только ты мне честно ответь, ладно?
– Что за предисловие такое загадочное? Постараюсь ответить.
– Скажи, а у тебя было много женщин?
– О, Ксюшечка, радость моя! Ты опять? Давай не будем об этом. Зачем ты начинаешь разговор, который не доставит удовольствия ни мне, ни тебе.
– Ну скажи, только честно? Я не буду расстраиваться и закатывать истерику, ты просто скажи и всё.
– Если честно, то я не считал и никакого учета не вел и нигде не записывал. Да и не остались они у меня в памяти. Но были, конечно, что там говорить. Может, не так много, как хотелось бы. Ну что, ответил я на твой вопрос?
– Кирилл, а почему ты со своими предыдущими женщинами расставался? Что тебе в них не нравилось?
– Не нравилось? – Кирилл задумался, – не нравилось, что они пытались на меня давить, старались подчинить себе, выдвигали ультиматумы, претензии и требования. А я этого терпеть не могу. Если наши отношения доходили до такой стадии, я их бросал. Как только женщина начинает посягать на меня, на мою личность, на мое Я, на индивидуальность, у меня тут же выключается какой-то центр симпатии к ней, как по волшебству, ничего не могу с этим поделать.
– А Людмила?
– Нет. Она мудрая женщина и так не поступает. Да и вообще хороший человек, добрый, понимает меня с полуслова.
– А я?
– Ты единственная. Ты особенная. Ты мой маленький ангелочек, – и Кирилл нагнувшись, подцепил указательным пальцем ее подбородок и поцеловал.
– Кирилл, ты нас познакомишь?
– А тебе этого хочется?
– Нет, не хочется.
– Тогда не познакомлю. Видишь, выполняю все твои желания.
Глава 12
Длинная очередь в университетской столовой свидетельствовала о финансовой доступности и сносном качестве той пищи, которую здесь готовили для студентов и преподавателей четыре толстые поварихи, похожие друг на друга своими габаритами, как две капли воды. Кирилл стоял за весело щебетавшими студентками и уже нагрузил разнос салатом и компотом, когда ему на плечо опустилась увесистая рука. Он оглянулся. Сзади собственной персоной нарисовался Сергей.
– Привет, Кирилл. Давно тебя не видел.
– О, привет! Ты уже вернулся? Как твоя практика прошла?
– Буйно! И поработал хорошо – диссертацию заметно продвинул – и отдохнул в столице отлично. Одним словом, время пролетело, и охнуть не успел. А ты? Что твоя сказочная принцесса, все еще с тобой или уже надоела и ты с ней расстался?
– Более чем со мной. Мы живем вместе в одной квартире.
– Кирилл, ты шутишь? – опешил Сергей.
– Правдив, как никогда, – совершенно серьезно ответил он, всем своим видом давая понять, что в таком вопросе шутить не намерен.
– Ну ты даешь! Как же так? Ты что, женился?
– На ком? На четырнадцатилетней девочке? Серега, включи мозги. Какое законодательство мне это позволит? У нее родители погибли.
– Да ты что?! Печально. И давно?
– В конце октября. И я заделался ее опекуном, неофициально, конечно. В 14 лет лишиться обоих родителей, это тебе не шутка. Ей грозил интернат. Как я мог такое допустить? Уже больше месяца вместе живем.
– Вот как? Я в растерянности, Кирилл, даже не знаю что и делать: соболезнования тебе выражать или…?
– Или! Ты же в курсе, как мне хотелось забрать ее себе. Если бы не кровавая оторочка этого всего… А сейчас я безумно счастлив. Теперь она моя безраздельно. Я об этом мечтал – не в таком трагическом исполнении, конечно – но мечтал с того момента, когда увидел впервые.
– Так ты ее удочерил, что ли?
– Нет. Кто бы мне позволил? Один влиятельный человек помог оформить опекунство на бабушку, за хорошее вознаграждение, разумеется. После оформления документов бабуля убралась к себе в деревню, только ее и видели. А мы переехали в Ксюшину квартиру.
– Ну и как?
– Ой, не поверишь, Серега, чудесно. Никогда бы не подумал, что мне с ней будет так комфортно. У нас все отлично, даже говорить боюсь, чтоб не сглазить. Такое впечатление, что я знал ее всю жизнь и она всегда была рядом.
Они уже упаковали подносы первым, вторым, третьим, салатом и булочкой и, отыскав свободный столик, предавались вкушению столовской пищи. Кирилл с упоением рассказывал, а Сергей с интересом слушал, не перебивал, заметив, что другу необходимо выговориться, поделиться с кем-нибудь своим счастьем.
– Знаешь, Серый, она играет в семью. Так забавно наблюдать, как она исполняет роль маленькой хозяйки. Ей доставляет удовольствие думать, что она, как взрослая, живет с мужчиной, который о ней заботиться, а она может заботиться о нем. Хлопочет обо мне, как это у них в семье было заведено. Возвращается со школы раньше, чем я и, очевидно, копируя мать, готовить мужу (то есть мне), ужин. Прихожу, а она вместо того, чтобы уроки сделать, напечет блинчиков или оладушков. Потом двойки получает и, заодно, нагоняй от меня. Потому что, знаешь, с каким упоением эти школьные училки, особенно молодые и незамужние, меня в школу вызывают по всякому маломальскому поводу. Все норовят свечку нам подержать. А еще Ксюша стирает и гладит мне рубашки. Строго следит, чтобы каждый день у меня была непременно свежая. И так обижается, если пытаюсь одеть одну и ту же рубашку дважды. В субботу или воскресенье наглаживает их целую стопку на всю неделю. Такая забота, подсмотренная у родителей и подсказанная собственным опытом доставляет моей девочке немало радости.
– А квартира какая? – поинтересовался Сергей.
– Да обычная квартира, трехкомнатная. У нас с ней разные комнаты. Я в родительской спальне обосновался, она в своей детской. Правда, прибегает по ночам ко мне под разными предлогами – типа "Мне холодно", "Приснился страшный сон" и т.д., просит, чтобы я погладил ее и через пять минут уже сопит. Ей почему-то очень нравится спать рядом со мной, а не у себя. Малышке хорошо, а для меня мука, пытка. Вообще-то, она беспокойно спит, крутится, ворочается с боку на бок – не девочка, а вентилятор какой-то, "одеяло убежало, улетела простыня" – это про нее. А вот со мной не ворочается. Втиснется под мышку, головушку умостит на плече и замрет, не шелохнется. Боится, что если будет сильно ерзать, я ее отправлю назад в детскую. Если честно, мне с ней очень уютно спать, как с мягкой игрушкой, только живой и тепленькой.
– Так ты с ней…? – осторожно начал было Сергей.