– Ксюша, я не один, мы с ребятами идем. Ты всех задерживаешь. Марш в корпус, простудишься. Все, я пошел, меня ждут.
Сделали первую вылазку, проходив по южному склону холма два часа, растянувшись шеренгой в пределах видимости друг друга. Кричали, звали, заглядывали под разлапистые ветки елей, в овраги, разрывали подозрительные сугробы. Но там оказывался либо огромный валун, сдвинутый сюда селевым потоком или паводком, либо громадный муравейник. Все безрезультатно. Вернулись на базу немного отдохнуть, погреться с полчасика и отправиться прочесывать западный склон.
Происки не приносили ни малейшего результата. Ни намека, ни зацепки не желал предоставить им снежный лес. И с каждой минутой, с каждой новой попыткой шансов найти мальчиков живыми зимой, в морозном лесу, становилось все меньше, а отчаяние все больше, и разрывавшая душу тоска все пронзительнее.
После очередного захода все сидели в столовой, уставшие и удрученные. Пили чай и невесело переговаривались, намечая план дальнейших действий. Громко и жизнерадостно залаял, аж с каким-то подвывом завизжал Сивко, лохматый дворовый пес, сидевший на цепи возле сторожки охранника. Все притихли, прислушались.
– Семеныч пришел. Осип Семенович, егерь. Его пес очень любит, – заметил Михалыч басом в наступившей тишине, – тот ему из леса всякий раз гостинцев приносит: то заячьи лапы, то косточку от дикого зверя. Сивко его как родного встречает.
Дверь в столовую открылась и на пороге появился лесной человек – лесник. Косматый, в тулупе, в огромной, лохматой шапке. Казалось, он перепутал время и вместо девятнадцатого века, случайно забрел в двадцать первый.
– Ты чого, Семеныч, прычопав?– пробурчал Михалыч.
– Спытаты, може вы щось загубылы? Чы нэ трэба допомогты шукаты?
(Перевод: Спросить, может, вы чего-то потеряли? Не помочь ли вам с поисками?)
– Ребят потеряли, – спросил Кирилл. – Вы их не видели?
Семеныч неторопливо грузно сел на табурет, расстегнул свой громадный тулуп и нехотя раскурил трубку.
– Бачыв, – лаконично ответил он, выпуская в потолок колечко дыма.
– Где? – Кирилл подскочил к нему, уже напяливая на себя шапку и куртку.
– Та у мэнэ в хати,– растягивая слова, произнес Семеныч, блаженно наслаждаясь процессом курения, аж глаза закрыл, причмокивая.
– Что?!
– Вы не хвылюйтэсь. Я хлопцив звэрху розтэр, з сэрэдыны зигрив. Сплять. Позасыналы, як ти ховрячкы.
(Перевод: Вы не волнуйтесь. Я их снаружи растер, изнутри согрел. Спят. Позасыпали, как сурки.)
– Где спят? – подошла Наталья Павловна
– Кажу у мэнэ, в лиси.
– Как же они к вам попали?
– А хто зна? Мабудь дым з трубы побачылы, от и забиглы на вогныщэ. Казалы, що з турбазы. Я одразу и допэтрав, що загубылысь диты. Дуже змерзли хлопци, я їх горилкою розтэр.
(Перевод: Кто его знает? Наверное, дым из трубы заметили, вот и зашли на огонек. Говорили,что с турбазы. Очень замерзли хлопцы, я их самогоном растирал.)
– Пойдемте скорее, надо их забрать.
– Та пидождить, зараз пидэмо, ось чайку посёрбаю и рушаймо.
(Перевод: Да подождите, сейчас чаю попью и двинем.)
Чья-то суетливая рука уже подавала деду большую чашку горячего сладкого чая.
– Вы тэплишэ вдягайтэся, та для тых хлопцив щось тэплэ визьмить. Бо до моеї хаты тры годыны в одын бик чухать, та звидкы стилькы ж. Як що змэрзнэтэ, в мэнэ на всих горилкы нэ высточыть.
(Перевод: Вы потеплее одевайтесь, и для тех ребят возьмите что-то теплое. До моей избы три часа в одну сторону идти, да столько же обратно. Если замерзнете, у меня на всех самогона не хватит.)
– Семеныч, дорогой, я с Вами спиртом поделюсь, – восторженно пообещал один из туристов, старший по группе Леша Ботов.
– Осип Семенович, а ведь правда, сколько мы Вам должны за мальчиков? Может я Вам вместо самогона коньяком или водкой возмещу, – предложил Кирилл.
– Ни! Мы цых москальскых напоїв зроду нэ вжывалы. Мэни б тютюну трошкы. Оце дило. У бухфэтныци Марьяны е, алэ вона в борг нэ даэ, падлюка.– сказал Семеныч громко и деловито направляя слова в сторону буфета.
(Перевод: Нет, мы этих русских напитков отродясь не употребляли. Мне бы табаку. Вот это дело. У буфетчицы Марьяны есть, но она в долг не дает, подлая.)
– Так у тебя ж склероз, Семеныч, ты своих долгов не помнишь, – не осталась в долгу и толстая буфетчица.
Кирилл живо купил в буфете четыре большие пачки махорки и передал леснику.
– Дякую, сынку. Ого, оцэ добрэ, аж чотыры штукы. Цэ за кожного парубка по коробци, так чы ни? –Семеныч заметно повеселел, прижимая к себе пачки с табаком, как сундук с сокровищами. – А вы до нас влитку прыїзжайтэ и мандривныкив бэрить з собою побильше, бо я цэ до лита вже скуру,– говорил Семеныч абсолютно серьезно.
( Перевод: Спасибо, сынок. Ого, вот это хорошо, аж 4 штуки. Это за каждого парня по коробке, что ли? А вы к нам летом приезжайте и путешественников с собой берите побольше, а то я до лета это все уже выкурю.)
– Это он так шутит, – нашел нужным пояснить Михалыч.
– Ну что, вперед, – Кириллу не терпелось побыстрее забрать ребят на турбазу, убедиться, что с ними все в порядке, что они не только живы, но и здоровы и им ничего не угрожает. Лесник оставил их одних в сторожке, а вдруг им еще что-то взбредет в голову. Сказал, что они сейчас спят, но мало ли что, проснуться и отчибушат что-нибудь. – Пойдемте, чтобы засветло успеть вернуться.
– Теперь не заблукаем, я к Семенычу дорогу знаю. Только жаль, вездеход мой там не пройдет, на своих придется топать.
Наталья Павловна, до этого молча созерцавшая происходящее с широко раскрытыми глазами, в которых мелькали сначала страх и отчаяние, сменившееся надеждой и радостью, теперь подошла к Кириллу скорой походкой, вся подавшись навстречу, еще немного и она была готова кинуться к нему на шею в порыве радости, но спохватилась, остановившись совсем близко.
– Кирилл, – начала она, – Кирилл Андреевич, – и не зная, что сказать, прибавила, – спасибо Вам, Вы ведь приведете их, да?
– Посмотрим, Наталья Павловна. Может нам у Осипа Семеновича так понравится, что и сами останемся. Там спирт, то есть самогон, рекой течет – и внутри и снаружи, и наливают и растирают. – Кирилл улыбнулся ей одними глазами, теперь заметно успокоившись и придя в себя.
– Ну что, добровольцы, одевайтесь, пойдем, – обратился он к собравшимся в столовой.
Ксюша тоже подбежала к Кириллу и заглядывая снизу вверх преданными глазами, жалобно заныла:
– Кирилл Андреевич, можно я с вами пойду? Возьмите меня с собой.
– Ну да, Ксюша, чтобы потом еще и тебя домой нести и самогоном отпаивать. Нет, женщины остаются, ждут своих благоверных и машут им в окошко платочками. Иди, платочек готовь, – и он развернув ее, легонько подтолкнул от себя и шлепнул по попке.
Наталья Павловна тоже было на радостях засобиралась с ними, но после такой отповеди Ксюше не решила даже заикнуться. Выглядело б неловко, если бы он и ее осадил при всех какой-нибудь милой шуткой. Да, он мужчина, и если уже принял решение, то женщины безоговорочно подчиняются.
И будто в подтверждение этой мысли, он посмотрел по очереди на стоявших перед ним женщин: Ксюшу и Наталью Павловну…
Подзатыльников и пиндюлей Кирилл Андреевич надавал юным путешественникам еще по дороге, чтобы не позорить их потом перед девочками.
– Какого хрена вас нелегкая в горы понесла? – "любезно" поинтересовался Кирилл.
– Мы тоже хотели в поход. А что, Ленке можно, а нам нет? Подумаешь, героиня дня выискалась.