Глава 14
Как-то вечером Кирилл сидел за столом в гостиной и проверял работы заочников. Ксюша отпросилась погулять. Ему не хотелось ограничивать ее прогулки семью часами, как это делал когда-то отец, но волнению его не было предела, если она задерживалась. Вот и сейчас он не находил себе места, время от времени вскакивая и подбегая к окну при малейшем звуке, доносящемся с улицы или выбегал в подъезд посмотреть не идет ли она.
Ксюша вернулась домой после десяти, нехотя поела сама на кухне – Кирилл остался сидеть в комнате, давая ей понять, что у его терпения и его любви к ней тоже есть предел. Она появилась на пороге и прячась наполовину за дверной косяк, произнесла:
– Кирилл, я беременна.
– Что?! – у мужчины от изумления отвисла челюсть, глаза предприняли попытку выскочить из орбит, по скулам заходили желваки, а сознание остановилось и плавно погрузилось в ступор.
Он встал из-за стола и несколько мгновений молча смотрел на ее полуконтур, выглядывавший из-за двери, пытаясь прийти в себя. Обычно Кирилл довольно хорошо владел собой, сразу находил нужную манеру поведения, но эта новость застала его врасплох и тяжелый ужас стал наползать на него мохнатым паукам. Внутри все похолодело, руки и ноги объявили протест, отказываясь подчиняться, разум отяжелел, сердце сорвалось с привычного места и стало проваливаться на нижние этажи. Кирилл весь превратился в комок отчаяния. В таких случаях надежнее всего взять паузу, оставляя время на раздумья. Он стоял посреди комнаты, глядя на Ксюшу, скорее сквозь нее, а сам, сжимая в кулак остатки сознания, старался придумать, как правильнее и педагогичнее сейчас поступить. Мысли не слушались, путались и искривлялись, выворачиваясь, завязываясь в неразрешимые узлы и трудно было проследить в этом хаосе логические цепочки.
"Она ждет от меня вопроса: Кто он?
А стоит ли спрашивать или, может, разочаровать и спросить о сроке например, это, пожалуй, сейчас важнее. Надо подумать, собраться с мыслями и подумать. Вот испытание, так испытание подкидывает ему судьба. Или наказание?
Да, мама была права, нелегко воспитывать девочку-подростка! Где он прокололся, где недосмотрел? Что сделал не так? В чем провинился перед господом Богом? Ведь хотел как лучше? За что тот посылает такие тяжкие испытания?"
Кирилл сел на диван и в тупом оцепенении уставился в одну точку. Мысли вдруг оживились и лихорадочно запрыгали, сменяя друг друга, не оставляя Кириллу времени причесать и обдумать каждую.
Застигнутый врасплох, он даже не спросил у нее, а уверенна ли она в своей беременности, почему так думает, какие симптомы. Размышления стремились вперед, опережая события. Ему вдруг показалось очень важным ответить на вопрос, а что же, собственно, делать дальше (шекспировские страсти): быть или не быть этому ребенку, рожать или делать аборт? Какая из нее мать в четырнадцать лет, ясно, что все ляжет на его плечи. В таком возрасте аборт – это ужасно, это катастрофа. Однако взвалить на себя еще одного ребенка – а выдержит ли он? Но аборт в четырнадцать лет может перечеркнуть ей радость материнства навсегда.
"Нет, нет, это все не то! Я не о том думаю! О, боже!"
Он так и не спросил у нее кто автор и каков срок. Все это становилось неважно и отступало на второй план перед более серьезным вопросом: что делать?
"Что делать? Что делать? Что делать?" – отстукивал отбойный молоток в леденеющем от ужаса мозгу. Нет, не молоток – молот, кувалда, пудовая гиря.
Кирилл тяжело вздохнул и инстинктивно схватился рукой за сердце. Реальность разбегалась, расплывалась, разлеталась от него в разные стороны и он даже не пытался собрать ее обратно. Невидящим взглядом обводил пространство вокруг, пока среди мути окружающей действительности не наткнулся на бледное, перепуганное лицо Ксюши.
Она стояла напротив с распахнутыми от ужаса глазами и не мигая смотрела на него.
– Кирилл, что с тобой? Ты весь белый. У тебя сердце болит?
Только теперь Кирилл заметил, что держится рукой и интенсивно потирает грудную мышцу в области сердца и тяжело дышит. Поймав наконец-то на себе его взгляд, Ксюша подошла, опустилась рядом с ним на пол и, запрокинув голову, тихо и взволнованно зашептала.
– Кирилл…, Кирилл…, я не беременная. Я девственница, ты же знаешь. Я пошутила.
Кирилл тупо уставился на нее. Он верил и не верил.
– Что?! – опять переспросил он и это было второе, произнесенное им за последние полчаса, слово.
Смысл наконец-то доскребся до истерзанного сознания и мужчина наотмашь ударил ее по лицу. Пощечина получилась не столько сильная, сколько звонкая, хлестко заполнившая своим сочным звуком тишину комнаты. Русая головка девочки резко откинулась в сторону, волосы, взметнувшись, упали на лицо. Ксюша вскрикнула, и прижала ладонь к вспыхнувшей пожаром щеке. Он никогда не бил ее, но сейчас в нем клокотало яростное желание задушить мерзавку. Кирилл со всей силы сжал кулак, так, что послышался глухой хруст суставов, делая себе как можно больнее, стараясь физической болью перекрыть душевную.
Он, тяжело дыша, обреченно посмотрел на нее.
– Что я тебе сделал плохого, Ксюша, что ты позволяешь себе так поступать со мной?! Скажи мне, ну скажи, я обижаю тебя? Тебе со мной плохо? За что ты так?
– Я не подумала. Я сделала глупость, Кирилл. Я больше не буду. Прости меня, прости. Я плохая, взбалмошная, глупая девчонка, прости пожалуйста.
И Ксюша разрыдалась, схватив его руку, только что ударившую ее и уткнулась в ладонь мокрым лицом.
– Ладно, проехали, – неслышно шептал он одними губами, постепенно приходил в себя, физически ощущая, как возвращаются к нему силы, разом вдруг схлынувшие, как теперь они журчат, наполняя собою каждую клеточку, каждый орган, каждый нерв.
Кирилл положил свою тяжелую ладонь на ее макушку. Слезы были веским доводом, грозным оружием слабого пола, против которого он никогда не мог устоять.
– Ксюша, объясни, что ты хотела этим добиться?
– Я хотела выяснить, как ты будешь себя вести.
– Выяснила?
– Кирилл, я испугалась, ты стал белый, как полотно и схватился за сердце. Я подумала, что у тебя сердечный приступ.
– До этого оставалось уже недалеко, рукой подать. А я вот думал, что сделал неправильно, чем тебе не угодил, что ты вот так со мной? Что же ты вытворяешь, детка?
– Кирилл, прости меня. Я не подумала, что ты так расстроишься.
– А что я должен был обрадоваться? Ну и глупая же ты еще, господи. Разве такими вещами шутят?!
– Просто мне хотелось тебя наказать. Ты же с Людмилой все время, а я ревную.
– Наказала! Можешь засчитать себе высший бал.
– Извини меня.
– И потом, я не все время с Людмилой, ну что ты глупости говоришь. Я все время с тобой. Ношусь, вожусь, нянчусь. Лишь иногда заезжаю к ней по необходимости. Но я же тебе уже объяснял. Не будем начинать всю песню заново. Я сегодня зол на тебя. Иди спать.
– Я с тобой побуду, Кирилл.
– Нет, я сказал. Отправляйся к себе.
– Как скажешь. Ты простил меня?
– Я еще не отошел от шока. Отойду, тогда, может быть, и прощу. Всё, Ксюша, иди. Мне нужно одному побыть.
Глава 15
В воздухе вовсю пахло весной. Этот умопомрачительный чарующий запах не передать никакими словами. Апрель уверенно шагал по планете, играя янтарно-прохладными, ленивыми лучами весеннего солнца, как младенец погремушками.
В такой чудный день Кириллу вдруг нестерпимо захотелось погулять с Ксюшей, настроение было романтическое. Чувства, прозябшие за холодные зимние месяцы, теперь просились погреться на солнышке, чтобы расцвести с новой силой. Он ощутил этот молодой прилив в душе и ему безумно захотелось увидеть Ксюшу сию минуту, пройтись с ней парком и заново ощутить себя влюбленным, именно влюбленным, с огнем в глазах и клокотанием страсти в груди.
Осуществить задуманное прямо сейчас позволяло расписание его занятий в университете: сегодня только три первые пары, а потом лишь вечерние консультации. Но это вполне разрешимое препятствие. Достаточно попросить секретаршу деканата Люсю, премиленькую безотказную девушку, предупредить всех, что консультация переносится на завтра, что сегодня он занят.