– Мамочка, я не справился с поставленной задачей. Я не смог воспитать ее, как хотел.
– Конечно, воспитание детей дело непростое, это только с виду кажется, что все идет своим чередом. На самом же деле это большой труд, требующий знаний, мастерства, опыта. Но ты не отчаивайся, процесс еще не завершен, еще рано говорить о достигнутых результатах. Ты ведь не отказываешься от нее? Ты же все равно будешь поддерживать с ней связь: общаться, звонить, писать, приезжать на выходные и каникулы?
– Ну конечно, мама. О чем ты говоришь?
– Значит процесс воспитания и твоего влияния на нее будет продолжаться, только в новом ракурсе. Вам действительно неплохо бы пожить отдельно. Да и Ксюше нужно подрасти и созреть для серьезных отношений. Так что, сынок, не отчаивайся. Если ты решил идти в семинарию, то не для того, чтобы отчаиваться и впадать в уныние. Уныние – смертный грех, самый тяжкий из грехов, помни об этом. По-моему, вы оба заигрались в любовь. Вам нужно заново переосмыслить ваши отношения, повзрослеть, так сказать. Думаю, разлука пойдет вам на пользу. Я вижу, Кирилл, что у вас есть чувства друг к другу, но они должны оформиться, стабилизироваться, поумнеть, что ли. А то сейчас это напоминает огромных размеров бесформенный хаос из нежностей, страстей, желаний, ревности.
– Мам, из хаоса родилась вселенная, из хаоса рождается любовь.
– Родилась вселенная может быть и из хаоса, но потом систематизировалась и теперь гармонично развивается по строгим законам и правилам. Неудачный пример, сынок. Хотя, почему неудачный? Как раз наоборот, так и есть. И вы свою вселенную должны упорядочить и все у вас будет хорошо. И не стоит торопить события и пытаться опередить время. Это как в сказке "Двенадцать месяцев" – не может апрель наступить раньше января. Девочка должна вырасти и созреть для любви и для семьи. И тебе стоит остепениться. Нагулялся уже, хватит. Пора за ум браться. Сама жизнь тебе это подсказывает и уроки преподает.
– Мамочка, я не о чем не жалею. Все равно люблю только ее и точно знаю, что она моя. Сейчас или потом. А вернее, и сейчас, и потом, и всегда будет моей.
– И когда же ты решил поступать в эту свою семинарию?
– Да вот Ксюше станет получше, когда ее можно будет саму оставить, тогда и займусь. Всё узнаю, документы подам. Экзамены, наверное, придется сдавать. Но я не волнуюсь, меня примут, у меня аргументы веские, хотел сказать, весомые, неопровержимые. А еще, как только Ксюша поправиться и врачи разрешат, мы с ней на море съездим, в Крым, я ей обещал, а в сентябре, когда занятия начнутся, поеду учиться. Вот такой у меня план на это лето. Я так решил.
– Ладно, сынок, иди к ней, а то проснется чего доброго, не найдет тебя рядом, испугается. Ей сейчас волноваться нежелательно.
– Пока, мамочка. Спасибо тебе. Ты у меня самая лучшая. Ты меня, как никто, понимаешь и поддерживаешь.
– А что мне еще остается? – вздохнула мать.
Кирилл уже двинулся было в палату, но резко развернувшись, догнал мать, взял ее за локоть и глядя ей в глаза взглядом человека, вдруг постигшего великую истину, вдохновенно произнес:
– Мам, а ведь я не отдал ее той грозе и молнии. Я ее никому не отдал, даже смерти.
Глава 27
Когда Кирилл вернулся в палату, Ксюша не спала. Она лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, как будто искала там ответы на мучившие ее, не дававшие покоя, терзавшие и душившие совесть вопросы.
– Кирилл, я подлая, я плохая, я развратная. Я тебя предала.
– Девочка, родная моя, не будем об этом. Все уже позади и теперь это неважно.
– Нет, я должна тебе сказать, мне нужно, мне хочется об этом поговорить, чтобы снять с себя тяжелый груз, избавиться от него, понимаешь? – выкрикнула она в сердцах, чуть не плача, – он меня давит.
– Ну давай поговорим. Только ты не волнуйся. Что ты хочешь выяснить?
– Ты простил меня? Ведь я тебя предала, Кирилл. Я теперь не та, что была раньше, я другая.
– Я тебя любую люблю.
– Но ты же говорил, что если я потеряю девственность, ты мне ноги повыдергиваешь.
– Да я шутил, глупенькая, ну так просто нес всякую околесицу, в воспитательных целях.
– Ты же говорил, что я стану тебе не нужна.
– Я ошибался. Я только сейчас понял, как я ошибался тогда. Ты нужна мне всякая, как есть. Прости меня. Я хочу чтобы ты была рядом всю жизнь.
– Я тоже.
– А Антон?
– Кирилл, знаешь, я теперь поняла. Он нарочно это сделал.
– Как нарочно? Зачем?
– Хотел отомстить тебе.
– Мне?! За что? Я ему ничего плохого не делал. Я его едва знал.
– За мать.
– О, боже! Отомстил. Еще как отомстил.
– Ты прости меня, Кирилл. Я люблю тебя и хочу быть с тобой, только с тобой. Как я могла не знать этого раньше? Ты так берёг меня, Кирилл.
– И ты к этому привыкла, паршивка ты этакая, – задумчиво и печально сказал Кирилл. – А он не стал беречь…
– Не стал, – согласилась Ксюша.
– Ты же самое дорогое, малышка, что у меня есть, вот и берёг. Так, как я люблю, больше тебя никто любить не будет.
– Он тоже говорил, что любит, – тихо бормотала Ксюша.
– Значит у нас с ним разные понятия о любви к тебе.
– Кирилл, он гадкий, подлый, я ненавижу его. Не вспоминай о нем. Я не хочу больше о нем слышать и видеть его больше не хочу и знать. Никогда не говори и не напоминай мне о нем, ладно?
– Ладно. Забыли. Перевернули страницу и будем жить дальше. Успокойся, моя хорошая.
Ксюша попыталась отвернуть лицо, чтобы он не видел, как она плачет.
– Ну всё, всё. Выяснили и хватит. Ты у меня еще совсем слабенькая. Скоро тебе врачи разрешат поесть и я покормлю тебя. Мне так хочется покормить тебя с ложечки, как маленькую, какою ты, впрочем, и являешься и будешь оставаться для меня всегда.
Глава 28
А через пару дней, как и было обещано, Ксюшу перевели в обычную палату и к ней хлынул поток посетителей.
Первыми ворвались Маргарита Кирилловна и Петр Алексеевич.
– Ксюша, девочка наша дорогая, – быстро заговорила женщина, бросаясь к постели больной, – Как я рада, что ты на поправку пошла. Ты даже себе не представляешь. Мы так за тебя волновались, места себе не находили. Что же это ты наделала, голубушка?
– Это тебе, дочка, – Петр Алексеевич вытащил из-за спины огромный букет ромашек.
– Ой, какие большие, я таких никогда не видела. Спасибо. Буду теперь гадать любит меня Кирилл или не любит, – улыбнулась Ксюша и уткнулась носом в солнечные головки.
– Тут и гадать нечего. И без гадания ясно, что любит, – ответила Маргарита Кирилловна.
– Ксюша, ты теперь мой ребенок, – с гордо поднятой головой изрек Петр Алексеевич, присаживаясь к ней на край постели.
– Я знаю, мне Кирилл рассказал. Спасибо Вам.
– Не за что. Я рад, что моя кровь идеально подошла и рад, что у меня теперь еще одна дочка появилась. Старшие две уже выросли, у них свои дети есть. Буду теперь тебя воспитывать, будет моему ремню работа. Ох и напугала ж ты нас. Ну, разбойница, держись, пройдется он по твоей попке.
– Я больше не буду, Петр Алексеевич. Я буду послушной дочкой, – засмеялась Ксюша.
– Да с моим кожаным помощником у тебя по-другому и не получится. Это тебя Кирилл разбаловал. А у меня быстро шелковая станешь.
Приходили и другие знакомые. Кирилл волновался, как бы такой поток посетителей не повредил Ксюше, не подорвал еще такое хлипкое здоровье.
На следующий день прибежали Лера с Мишей, принесли полный пакет апельсинов. Кирилл вернул половину обратно со словами "Да вы что ребята. Куда же столько? Ее обсыплет, будем потом аллергию лечить."
Приехали Сергей с Натальей Павловной. Привезли приглашение на свадьбу.
– Смотри, Ксения, у нас роспись и венчание в сентябре, так что к этому времени ты должна быть как огурчик, – обратилась к ней классная. – Будешь мне фату нести?