– Я хочу венчальный букет поймать, – парировала в ответ Ксюша.
– Губа не дура у тебя, Ксения Аркадьевна. А не рано тебе?
– Пусть ловит, а мы подождем, нам спешить некуда, – ответил за нее Кирилл.
Потом прибыли Семен Арсеньевич и Полина.
– На, держи, – протянул ей коробку Семен Арсеньевич, – хотя тебя прежде следовало бы выпороть хорошенько и в угол поставить.
– Меня Петр Алексеевич уже обещал выпороть.
– Во-во, правильно. Я ему помогу. Ишь чего удумала.
– А что это? – спросила Ксюша, поворачивая коробку, прислушиваясь и по звуку пытаясь угадать, что в ней.
– Планшет. Будет тебе чем в больнице заняться, да и на будущее, вместо глупостей, лучше читай, фильмы смотри, программы изучай.
Приходила Людмила. Сама, без Антона. Но Кирилл ее в палату не пустил. Не хотел, чтобы всплывали на поверхность оставшиеся теперь в прошлом тягостные воспоминания. Они стояли в больничном коридоре. Разговор получился короткий.
– Я извиниться хотела, Кирилл.
– Ты ни при чем, Люда. Я тебя ни в чем не виню и зла на тебя не держу. А уж Ксюша так и подавно. Но в дальнейшем, нам лучше не видеться.
– Я понимаю, Кирилл, я все понимаю. По другому и не могло быть. Прощай.
Она последний раз посмотрела на Кирилла печальными глазами побитой собаки и, скорбно повернувшись, пошла прочь по бесконечно длинному скучному коридору. Кирилл стоял и смотрел ей вслед до тех пор, пока ее силуэт с грустно опущенными плечами не исчез за поворотом на больничную лестницу. Болело сердце, щемила душа и больно ныло под ложечкой. Он знал, что видит ее в последний раз. До спазмов в груди хотелось окрикнуть, прижать к себе, поцеловать, поблагодарить за все, что она дала ему, как-то по другому попрощаться. Но он не смел – иначе это будет долгое ковыряние кровоточащей раны. Надо сразу отрубить, одним махом, подождать пока боль утихнет (время поможет с ней справиться) и жить дальше уже без этой женщины. Так будет лучше, другого не дано. Он из последних сил сдержался, чтобы не броситься за ней, глядя, как она уходит от него навсегда.
Потерпи, Кирилл, немножко – «всё проходит и это тоже пройдет».
Глава 29
Пока Ксюша лежала в больнице, Кирилл несколько раз отлучался на два-три дня, не объясняя ей причины. Вместо него возле девочки дежурила Маргарита Кирилловна, иногда ее подменял Петр Алексеевич. А когда Ксюша пошла на поправку, то и вовсе оставалась в палате одна, хотя к ней то и дело заглядывали посетители, приходили проведать друзья и знакомые, так, что за визитами и процедурами ей даже некогда было разобраться с планшетом, подарком Семена Арсеньевича, хотя очень хотелось на нем поиграть, поработать, да вот незадача, все времени не хватало.
– Ксюшка, привет, – заскочил в палату Кирилл в необычайно приподнятом настроении после очередной трехдневной отлучки, – держи, это тебе.
Он положил на постель огромный букет, целую композицию из разнообразных цветов и маленькую бархатную коробочку для ювелирных украшений.
– Как ты, малышка?
И пока Ксюша нюхала и разглядывала икебану, Маргарита Кирилловна ответила за нее.
– Хорошо, Кирилл. Врач сказал, через пару дней выпишет. Уже все нормально. А ты что такой довольный?
Он ответил шепотом, так, чтоб слышала только мать:
– У меня тоже все нормально, потом расскажу.
Они синхронно оглянулись, услышав за спиной Ксюшин восторженный возглас:
– Кирилл, это сережки! Какие красивые! Мне можно будет уши проколоть, да?
– Конечно, как только выйдешь из больницы, сразу проколем тебе уши и ты будешь самая красивая девочка на свете. Хотя ты и без сережек самая лучшая.
И уже выйдя с матерью в коридор, радостно сообщил:
– Мамочка, представь: меня взяли! Даже без вступительных экзаменов, учитывая мое высшее образование, кандидатскую степень и искреннее желание, продиктованное сознательным выбором и жизненным опытом. Вот! Они учли мои обстоятельства и мое непростое, выстраданное решение, а главное, мое обещание, данное Богу, служить ему. Ему – ЕМУ! – они не могли отказать. Меня взяли вне конкурса, причем сразу на старший курс, при условии, что младшие я сдам экстерном. Это у меня без труда получится, так как чувствую в себе огромный потенциал и желание учиться. Нынче совсем другой расклад – пропали соблазны молодости, когда учиться было лень, а хотелось гулять и любить.
Кирилл облегченно вздохнул:
– Думаю, я быстро закончу духовную семинарию. Хочу быть приходским священником. Хочу иметь свой приход. Ладно, видно будет, размечтался. Зачем загадывать. Теперь-то я точно знаю, что человек предполагает, а Бог располагает.
– Вот как ты, сынок, заговорил. Раньше от тебя таких слов было не услышать. Все на себя надеялся.
– Я и сейчас на себя надеюсь. Зачем Бога по пустякам дергать.
– Больно ты грамотный, сынок. Ох, выгонят тебя за твой ум из семинарии. Там послушники нужны, а не умники.
– Значит буду послушником, только не людям и не семинарии, а Богу.
И Кирилл довольный, глянул на мать:
– Только ты Ксюше пока не говори. Я потом сам скажу. Сначала подготовить надо осторожно, чтобы не ударить по еще неокрепшей после болезни психике. Я ее еще на море обещал свозить, в Крым, проедемся с ней по всему южному побережью. – И подумав, грустно добавил. – Скорее всего она расстроится, если узнает, что нам придется расстаться на три года, но ничего не поделаешь, по-другому не будет.
Через три дня Ксюшу выписали. Ее состояние больше не вызывало опасений. Здоровье – и физическое и психическое – было в достаточной мере восстановлено, она окрепла, повеселела и порозовела и обрела свое обычное, такое привычное и родное для Кирилла, состояние души и тела. А еще через неделю влюбленные отправились в путешествие, показавшееся Ксюше волшебной сказкой.
Они катили на машине от Феодосии к Севастополю, от города к городу, от поселка к поселку, останавливаясь в каждом из них по пути следования на один-два, а то и три дня, в зависимости от количества достопримечательностей и качества пляжей. Изначально решив, что в каждом пункте они будут обязательно посещать интересные и выдающиеся места для интеллектуального и культурного развития, то есть для ума, природные ландшафты и парки для отдыха, то есть для души, а также пляжи, для удовольствия и оздоровления тела.
Морскими ваннами спешили насладиться ранним утром, пока вода кристально чистая и дно просматривается на глубине до десяти метров. Купаться утром одно удовольствие – народу совсем немного и еще не вступила в свои права испепеляющая южная жара, от которой тело накаляется до красна и попытка охладить его в морской пучине вызывает озноб и неприятное чувство. А в жаркие полуденные часы гуляли тенистыми парками, кипарисовыми аллеями, посещали дворцы и музеи. Вечерами прохаживались по набережным, ужинали в кафешках или ресторанах и слушали плеск морской волны, без устали перекатывающей прибрежную гальку.
– Кирилл, это похоже на свадебное путешествие, правда?
– Правда.
– Я твоя жена?
– Ты моя маленькая девочка. И будешь оставаться такой всегда. Даже если станешь старенькой бабушкой, для меня ты все равно будешь маленькой девочкой, моей девочкой.
Однажды вечером, сидя на веранде гостиницы в Симеизе, любуясь безбрежностью морской глади и ночным небом и огромными, пропитанными соленым бризом звездами, Ксюша мечтательно глядя в темноту, сказала:
– Кирилл, мне с тобой так хорошо. Ну, я имею ввиду, когда ты меня ласкаешь. Я не думала, что это так прекрасно. Я как будто улетаю в другое пространство, теряю ощущение реальности. Скажи, как ты так умеешь?
Кирилл засмеялся:
– Нечаянно. Само получается. Ну и глупенькая же ты, малышка.
– Ну, вот ты опять шутишь.
– А ты глупые вопросы задаешь.
А сам задумался: ведь действительно, не было в его жизни женщины, которая не сказала бы ему таких слов, ну или каких-то подобных, не поведала бы, что ей с ним очень хорошо, что она в восторге от его ласк. Начиная вот от такой малышки, как Ксюша и заканчивая женщинами чуть ли не бальзаковского возраста, с которыми ему приходилось в жизни пересекаться.