— Твой отец. Сказал, кто больше денег даст, тот тебя навсегда и получит.
Ненависть опалила мою душу. Она не касалась Штефана, нет. Она была направлена на того, кто, оказывается, не отдавал беспутного сына замуж, а продавал с аукциона раба. Мало того, продавал в вечное пользование. Поэтому имя Штефана на моей спине и вылезло — я не только его младший муж, я еще и его раб! И Велимир, мудак мстительный, об этом прекрасно знал.
Я сполз на пол и даже коснулся напряженной плоти Штефана губами, прошлепав по испещренному венками стволу:
— И как проходил аукцион?
— Верховный маг магические шары настроил, такие, знаешшшшшь…
Штефан зашипел, выгнулся дугой и кончил, а я прислонился к его ноге лбом, скрывая лицо. Дождался, когда его отпустит, и спросил так безразлично, как только смог:
— Сколько было участников?
— Ян, — опустил руку на мою голову виноватый донельзя Штефан. — Может, не надо?
— Сколько?! — поднял голову я и посмотрел ему в глаза.
— Трое.
— Кто?
— Ян…
— Кто?!
— Я, король и владелец самого дорогого публичного дома на свете.
— Ясно, — сказал я и сменил тему.
Месть — блюдо, которое подают холодным. Холодец, паштет, окорочок на худой конец. Вариантов, как врагов приготовить, полно. Главное — не торопиться.
…
— Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро.
— Шшш…ххххрррр…
— То там сто грамм, то сям сто грамм, на то оно и утро!
— Заткнись!
Подушка, брошенная в меня Штефаном, улетела в дальний угол спальни, а я продолжил его доставать. Время — деньги. С тех пор (две недели назад), как я узнал, сколько (охуеть, реально, просто охуеть сколько!) за меня Штефан заплатил, покой ему только снился. Я перебрался в его покои и в его постель (без секса! ночные обнимашки, утреннее взаимное дрочилово и случайные поцелуйчики не в счет) и загрузил заданиями по самые ноздри.
В том, что рано или поздно я сотру с лица планеты гниду, продавшую родное семя с молотка, я не сомневался ни секунды. Но это потом. После того, как верну Штефану все до последней копейки, и после того, как Его Величество лично попросит у меня за участие в аукционе прощения. Я княжич, а не сексуальный раб! Он кровью умоется, но это признает, и никакие маги его не спасут. Владельца публичного дома я решил оставить в покое. В конце концов, Ян был красивым, похотливым и абсолютно безмозглым пиклюком — самое оно для работы в публичном доме. Меня в очередной раз передернуло при мысли, что я мог оказаться не в любящих руках терпеливого лорда Церберуса, а… Тьфу!
Я силой заставил себя думать о другом. В частности, о не желающем просыпаться Штефане, который разлегся поперек кровати на животе и откровенно на меня забил. Теоретически можно было оставить его в покое еще на пару часов (он закончил очередной эксперимент в лаборатории в три ночи), но практически мне не терпелось отвлечься от кровожадных мыслей и словить кайф от катания с горки. Рано утром заинтригованный донельзя Маннер выдал мне горнолыжные костюмы, а столяр — борд и лыжи, переделанные под моим чутким руководством в горные из тех, на которых народ на охоту по глубокому снегу ходил.
— Пора, пора, порадуемся…
Вжих — в меня прилетела следующая подушка. Ха. Я от пуль уворачивался всю свою сознательную жизнь, а он в меня подушкой. Наивный.
— На своём веку. Красавице и куубкууух!
Вжих! Сапог. Ха! Упс. Бзденьк. Хрясь. Бряк! Хрустальная статуэтка, подсвечник и мраморные часы с грохотом рухнули с каминной полки на пол.
— Это ты зря. Мариша тебя за статуэтку голыми руками задушит, — расхохотался я грозному топоту на лестнице и, прихватив свертки с костюмами, скрылся в своих покоях.
Штефан догнал меня через минуту, а через две мы неслись к потайной дверце в стене, стараясь не сносить бордом и лыжами дверные косяки.
— Вернётесь, я вам уши оторву, пакостники!
Грозный вопль Мариши мы, переглянувшись, встретили дружным хохотом.
— И какого хрена мы бежали?
— Кто его знает?
— Два идиота, — покачал головой Штефан, переходя на шаг.
Открыл передо мной дверцу в стене. Джентльмен, етить-колотить! Я не стал выделываться и ринулся в проход. У меня прям пятки жгло от желания срочно применить полученные девайсы по назначению. Штефан меня обогнал. Еще бы! Два его шага — четыре моих. Ему снег по колено, а мне по яйца! Когда я добрался до места назначения, он сидел в сугробе и разбирался с креплениями на лыжах.
— Что, не терпится? — подколол его я, застегивая ремни борда на укороченных и зауженных валенках. Поерзал, подпрыгнул, проверяя. Вроде норм.
Глянул на Штефана и на мгновение потерялся во времени и пространстве: деревенский парень из 2000-х, собравший свой первый горнолыжный комплект, на старте. И боязно, и хочется, и костюм говно, и лыжи пипецкие, но перед лицом друга заднюю уже не дашь. Меня прям до печенок пробрало. Он был такой… Такой родной!
— Штеф…
— Да? — оторвался от созерцания крутого склона он.
Встал. Поднял палки. Поерзал на лыжах, проверяя сцепление со снегом. Посмотрел на меня и нервно улыбнулся:
— Все будет хорошо, да? Это же твоя затея, а не моя.
— Точно, — хлопнул его по плечу я и скользнул вниз. — Свободааааа!
Мы наебнулись раз десять (восемь из которых Штефан), мы заебались подниматься наверх, мы едва не отморозили щеки и уши, но мы словили нереальный кайф, от которого нас проперло так, что, скатившись вниз в последний раз, мы целовались, без сил валяясь на снегу возле рва, до тех пор, пока за нами не приехал Коннор и не увез на санях в замок, где я пришёл в себя и Штефана с полноценным сексом обломал. Он, конечно, прикольный парень, мой друг и вообще… Но не настолько же! Хватит с него целовашек и дрочилова.
Штефан настаивать не стал: благополучно кончил мне в руку (бросить его со стоящим хером мне мужская солидарность не позволила), переоделся и ускакал в Башню, а я принял ванну и с новыми силами ринулся в бой в прямом смысле слова: целую неделю я воспитывал Коннора и его отряд на новый лад. Они впитывали информацию, как губка, мочалили друг друга на плацу почем зря и из кожи вон лезли, чтобы получить мое одобрительное:
— Молодцы. На сегодня все. Свободны.
Они думали, что я им то, что мне в Академии преподавали, рассказываю (по большому секрету и старой дружбе). Я их не переубеждал. Кому в этом мире нужна моя правда? Да никому! Другое дело систематические, годами выверенные тренировки.
Утром я гонял парней на лыжах вокруг замка, сопровождая их по проторенной Снежком дорожке на злорадно ухмыляющемся Лютике. После завтрака пичкал теорией в библиотеке. После обеда отправлял на полигон учиться стрелять из арбалетов, профессионально юзать ножи и пиздить друг друга тем, что под руку подвернется.
А перед ужином, за час до темноты, уходил с ними на склон — то на лыжах, то на борде. Мне позарез нужны были специалисты в горнолыжном деле. Оружием торговать — это вам не меха задешево соседям сливать. Покупателей я ни перед кем светить не собирался, а значит, путь в Срединное Королевство был только один — через или по краю Гарнакских гор.
Парни скрипели костями и жилами, распахивали носами, задницами и локтями склон, но раз за разом поднимались и продолжали начатое. Упорные — жесть просто! Если бы не магические твари, с приходом темноты собирающиеся возле склона, я б их еще и ночью погонял, пользуясь тем, что мамочка Штефан пропадал в Башне с утра до глубокой ночи и кудахтать надо мной практически перестал.
Оно и понятно — когда есть чем заняться, все остальное уходит на второй план. Даже любовные переживания. Я тому, что Штефан, плюхаясь в нашу постель ночью, был способен лишь на пару минут сонного тискания, радовался неимоверно. Ну. Не то, чтобы неимоверно, но радовался. Ну. Не то, чтобы радовался…
Ай, да ладно! Спустя две недели аврального режима я понял, что темп пора снижать. Мне не хватало неспешных вечерних обнимашек, смешных Штефановских соблазняшек и ниочемной сонной болтовни. Я хоть и бывший (теперь уже) военный, но все-таки человек. У меня тоже есть чувства и желания. Всякие-разные. Потрахаться, например, по-нормальному. Етить-колотить, сколько можно дрочить? Вставить бы кому-нибудь по самые яйца! Но вставлять было даже теоретически некому.