— С богом, — произнес он на прощание и хлопнул его по плечу старческой рукой, оплетенной синими склеротическими венами. — Да сохранит вас всевышний. Ну, а если настанет критическая минута, я надеюсь, что у воина армии свободы хватит мужества… — Шеф не договорил и ткнул высохшим, узловатым пальцем в собственный висок.
«Как бы не так! — злобно подумал Горлориз. — Чихать он хотел на громкие слова, на несуществующую „армию свободы“».
И, как ни странно, злоба ему придала силы. Превозмогая страх, приподнялся, впился в кромешную тьму глазами, а затем, полусогнувшись, устремился вперед короткими перебежками. В предрассветном тумане мигнул огонек, на миг погас и снова заколебался, выхватив из темноты небольшое оконце и в нем расплывчатое пятно чьего-то лица.
«Дубровичи», — догадался Горлориз и повернул к одинокой хате за оврагом, на отшибе села. Ежеминутно оглядываясь, держа в руке пистолет, он осторожно приближался к заветной цели. Знакомая хата под дранкой, большой фруктовый сад. Стволы деревьев, по-хозяйски обмазанные известью, заметно выделялись на темном фоне неба. Горлоризу был хорошо знаком этот дом. По его приказу бандиты из сотни «Пирата» повесили на раскидистой яблоне глухонемую хозяйку крохотной усадьбы. А вон и яблоня, на которой прикончили Магду, отказавшуюся шить униформу для «повстанцев».
Горлориз обошел вокруг хату, не заметив ни Маслова, что притаился неподалеку, ни других пограничников. Он постучал троекратно — тихо, чуть слышно. Но чудилось, что стекло звенит, как церковный колокол, — того и гляди поднимется все село…
Те несколько минут, пока открывали дверь, показались нескончаемо долгими. Сил только и хватило, чтобы переступить порог.
Полийчук вышел всклокоченный, с припухшими от сна глазами, придерживая рукой кальсоны.
— Ты? — воскликнул он, пропуская гостя в комнату.
— Пасть заткни, — зло прошипел Горло-риз и в изнеможении повалился на пол.
Появление Горлориза было такой неожиданностью, что бухгалтер с трудом пришел в себя. Вот, значит, кого поджидал Остап! И все-таки не хотелось верить, что перед ним сам Горлориз. Невольно повторил свой вопрос:
— Ты? Сюда?
Горлориз в бешенстве прохрипел:
— Не я. Папа римский! Ляпу заткни и помоги встать!
Полийчук довел гостя до кровати.
— Выйду подывлюсь, чы не привив кого, — сказал он, набросив на плечи пиджак.
Горлориза будто стегнули. Он схватился за пистолет:
— Продать хочешь, сука? Ни шагу, бо так и пришью на месте!
В испуге бухгалтер замахал руками, — от Горлориза всего можно ждать.
— Скаженный! Так я ж для тебя стараюсь.
На улице стояла предрассветная тишина, изредка нарушаемая голосистым криком петухов. Над хатами вились дымки. Полийчук посмотрел в сторону пограничной заставы. Нигде ничего… Успокоенный, возвратился в хату.
— Следы обработал?
Горлориз ответил, не подняв головы с подушки:
— Не дрожи, все сделал как нужно.
— Мне нечего дрожать. Если трясучка, то на тебя нападет скорее: я дома, в своей хате. — Он плутовато взглянул на гостя. — Эк тебя вымотало. Хоть бы мешок снял, что ли. Давай помогу.
Горлориз с трудом высвободил руки из лямок рюкзака, передал его Полийчуку.
— Каменьями набыв его, чи що? Тяжкый, холера.
— Каменьями голова твоя напакована. Рация в нем, осторожно.
— Что ты сказал? — не поверил бухгалтер.
— Рация в мешке, ты поаккуратней, не побей чего.
Полийчук просиял и готов был расцеловать своего избавителя. Теперь отпадет необходимость вести сложную и опасную игру с пограничниками, подвергать себя излишнему риску. Хоть Остап здорово придумал, но и пограничники не дураки. По мере приближения назначенного Остапом дня бухгалтер все больше терял уверенность о благополучном исходе затеянной игры.
Каким-то шестым чутьем Полийчук догадывался, что начальник заставы по-иному стал к нему относиться. В словах капитана уже не сквозило прежнее радушие… Полийчука, брат, не проведешь. Он сам трижды стреляный воробей…
— Спи, друже, набирайся сил. Уж я для тебя постараюсь.
Горлоризу приглашения не требовалось, — он крепко спал.
Полийчук засунул рюкзак в самый дальний угол под кровать, прикрыл его тряпьем. Затем, после короткого раздумья, взялся готовить завтрак. Для дорогого гостя ничего не жаль. А там, с божьей помощью, все обойдется тихо-спокойно. Накормит, напоит, а вечером в Старгород. Дальше — дело нового хозяина. Пусть Остап ломает голову…
Глава двенадцатая