– Ужасно даже шутить об этом! – сказала Эстер. – Ну ты и скажешь иногда, Рози!
– Вот бы мама с нами так поступила, – сказала Дафни.
– Интересная мысль, – отозвалась Калла, задумавшись. – Можно попытаться представить, какая судьба нас бы ждала.
Мне не нравились разговоры о замужестве, детях и судьбе. Мало того что Эстер уезжает, так еще думать о том, что однажды уедет и Розалинда!
– Я не хочу, чтобы ты тоже выходила замуж, – сказала я Розалинде, прижавшись к ее влажной руке, которой она тут же меня обняла. Эстер месяцами наполняла сундуки, стоявшие в холле, – «ее приданое», как она сама говорила. Когда она наконец закончила, их увезли.
– Не выходить замуж? И остаться в этом доме навсегда? Нет, благодарю вас. – Розалинда взяла со стола бокал с лимонадом и приложила его к щеке. – Из этого дома есть лишь один выход, девочки. Наша Эстер покидает его первой, но и я здесь не задержусь.
– Правда? – спросила Дафни. – И как его зовут?
– Пока не знаю, – ответила Розалинда, прикусывая нижнюю губу. – Но следующим летом меня здесь уже не будет, помяните мое слово. Мне все равно, кем он окажется. – Она повернулась к Дафни. – А ты, Даф? Каким будет мужчина, за которого ты выйдешь замуж?
– Как насчет «никаким»? – ответила она, обменявшись взглядами с Розалиндой.
– Замужество – это такая скука, – заметила Калла. – И в каком-то смысле трагедия. Взять хотя бы нашу мать.
– Наша мать была трагичной и до свадьбы, – сказала Розалинда.
– Да, но замужество уж точно делу не помогло. – Калла взяла со стола блокнот и карандаш. – Бедная женщина – ее утроба, должно быть, искромсана, как капуста. Задумайтесь хотя бы на секунду о том, какому разрушению подвергается тело женщины в течение жизни и какому разрушению подвергается ее душа – и все ради чего? Чтобы сохранить человеческую расу? А ведь всего несколько лет назад человечество едва не стерло себя с лица земли. Она с отвращением покачала головой и записала что-то в блокнот.
– Ну надо же, – сказала Эстер под смех Дафни. – Ты предполагаешь, что после свадьбы со мной произойдет именно это, Калла? Полное разрушение?
Калла подняла глаза и задумчиво постучала карандашом по подлокотнику.
– Возможно, – ответила она без каких-либо эмоций и продолжила писать.
Эстер выглядела подавленной, и Розалинда поспешила на помощь.
– Не обращай на них внимания, Эстер, дорогая. Это они исходят желчью от зависти.
Я покрутила кольца на пальцах Розалинды – топаз на одном пальце, коралловая камея на другом. Сначала Эстер, потом Розалинда – все они рано или поздно оставят этот дом. Я уже видела, как это будет: мы с Зили одни в доме родителей, тишина в девичьем крыле, пустые спальни, унылые обеды.
– Ужасно быть самой младшей!
– Второй самой младшей, – поправила меня Зили, не желая отказываться от места в конце «хвоста». Я ухватилась за коралловую камею и стянула ее с костяшки пальца Розалинды, прежде чем она выдернула палец из моих рук.
– Не так уж это и плохо, – сказала она, возвращая кольцо на место. – Когда мы состаримся, вы с Зили все еще будете молодыми – моложе нас, по крайней мере.
– Не хочу быть моложе.
– Ну же, это неразумно, – сказала Розалинда.
Зили поднялась с дивана и взяла с каминной полки павлинье перо, стоявшее в вазе. Держа его перед собой, она стала обмахивать нас, как веером; его зеленовато-синий глаз гипнотически покачивался.
– Им нужна няня, – сказала Эстер, разглядывая Зили, ее влажное платье, ее сандалии и ноги, испачканные в грязи.
– Ни в коем случае, – ответила Дафни. – Отец приведет сюда очередную ирландскую командиршу, которая почему-то будет считать, что может говорить мне, что я должна делать. А мне не нужно, чтобы за мной присматривали.
– И мне не нужно, – сказала Калла, пока Зили продолжала обдувать нас пером. Наша последняя няня сбежала много лет назад, и с тех пор нам никого больше не нанимали.
– Ну кто-то же должен последить за ними после моего отъезда, – сказала Эстер.
– Вообще-то у них есть мать, – сказала Розалин-да, и старшие девочки, включая Эстер, громко рассмеялись.
Мама считала, что в нашем доме водятся привидения. Над ней посмеивались и поэтому тоже. Она много раз рассказывала нам, что в тот день, когда она впервые вошла в «свадебный торт», от него повеяло холодом дома, за который заплачено смертью. Она слышала голоса. Видела фигуры. Она всегда верила в привидения, с самого детства, верила в них еще до того, как встретила моего отца и стала его женой. С первых дней замужества она была уверена, что в «свадебном торте» живут духи, которые хотят говорить с ней, и только с ней.