Любовь?.. Любовь у нее тоже есть. В лице Костика.
У нее все есть. И значит, она счастлива. Счастлива без всяких таблеток.
…Мария спустилась с другого крыльца, которое называла в шутку «парадным» (оно выходило в сторону улицы), закружилась на траве, пытаясь усилить ощущение счастья. Закрыла глаза, потянула ладони к горячему июльскому солнцу, словно пытаясь вобрать в себя всю его силу. Но до конца почему-то так и не почувствовала себя счастливой. Словно что-то мешало.
Кружась, чуть не споткнулась, засмеялась смущенно. «А вот возьму и пойду сейчас на речку, не стану ничего делать! Каникулы у меня!»
Слева, за высоким сплошным забором, были видны верхушки вишен, усыпанных темно-пунцовыми, крупными ягодами. Там, на соседнем участке (владелец его пропадал годами где-то, Мария и не помнила, не знала его), так вот, на этом огромном участке раскинулся вишневый сад. Настоящий, чеховский. Роскошный. Уже немного запущенный, конечно, хотя сторож сада, Ахмед, и пытался там навести порядок.
Именно эти вишни за соседним забором являлись предметом зависти Марии. Ну как зависти? Так, легкого сожаления… У Марии-то вишни не росли.
«Ну вот, я поняла – для полного счастья мне не хватает этих вишен в своем саду!» – догадалась молодая женщина.
Напротив Марии, чуть левее через дорогу, находился дом Ксении Рожкиной, дачницы. Зимой Рожкина жила в Москве, а все теплое время года проводила здесь. Не работала, жила на те деньги, что получала от сдачи двух квартир. Одна досталась Ксении Рожкиной от родителей мужа, ныне покойного, другая – от какой-то дальней родни. В Москве, в третьей квартире, жили дети Рожкиной, уже взрослые – именно туда она сама уезжала «зимовать».
Чуть правее располагался дом Нелли Ласунской. Была Нелли того же возраста, что и ее соседка Рожкина – лет этак сорока пяти. Тоже вдова, взрослые дети в Москве, а сама Ласунская – только наездами там… Но в отличие от Рожкиной Нелли Ласунская работала редактором в крупном издательстве. Постоянно с папками бумаг под мышкой, в очках с толстыми стеклами, сдвинутыми на кончик носа, бегала она от станции к дому… Нелли откровенно презирала «бездельницу» Рожкину, хотя то и дело «стреляла» деньги у соседки-рантье.
Мария вышла из своей калитки на улицу. Нелли Ласунская маячила здесь, рядом, – за невысоким штакетником торопливо обирала малину на своем участке и тут же забрасывала ягоды себе в рот. Невысокая, пухлая, с коротко стриженными непокорными волосами белого цвета, в круглых очках – Нелли, несмотря на вполне зрелые годы, видом своим напоминала сердитую девочку детсадовского возраста.
– Доброе утро! – поздоровалась Мария.
– Привет. Ты куда? – добродушно, но с каким-то скрытым вызовом спросила Ласунская.
– На речку. Вот решила искупаться. – Мария покрутила в воздухе полотенцем.
– Маш…
– Да?
– Поди сюда, – нетерпеливо позвала соседка. Мария приблизилась. – Это, конечно, совсем не мое дело, и я не любительница сплетни собирать в отличие от нашей мадам Рожкиной… – Ласунская с брезгливостью покосилась на соседний участок бездельницы-рантье. – Но ты не думай. Люди давно все видят, все знают. Это большой грех.
Сердце у Марии сжалось. Она поняла, на что намекает соседка.
– Я знаю, что грех, – покорно кивнула Мария.
– Ты думаешь, никто не видит, как он пробирается вечерами к тебе, а утром сбегает? Костя твой… Да вся деревня видит.
– Так уж и вся…
– Маш, это тебе не Москва, там хоть на глазах убивать будут – никто и не почешется. А это закрытое, обособленное пространство – Дербенево наше…
– И как быть? – устало, уже полностью растеряв то ощущение счастья, которое охватывало ее недавно, спросила Мария. Вопрос чисто риторический, но, похоже, Нелли Ласунская знала на него ответ.
– Это совсем не мое дело, но ты должна с ним расстаться. С купчишкой этим твоим…
В Дербенево Костика, владельца сыродельного завода, располагавшегося на той стороне реки, на отшибе, за глаза называли «купцом».
– Он женатый человек! – подняв палец, грозно прошептала Ласунская. – У него трое детей. Трое!
– Я знаю.
– Да что ты все заладила – «я знаю», «я знаю»… Рви с ним, и поскорее. Представь, что станет с его женой, когда ей какие-нибудь добрые люди о тебе доложат?
– Да кто ей о Машке доложит? – раздался неожиданно другой женский голос. Это была Ксения Рожкина – та, что жила левее. Она тихо подкралась к забору и теперь, пробравшись сквозь заросли своего малинника, подключилась к разговору Нелли и Марии.