— Как жаль, — заметил я. — Кому это могло понадобиться?
— Очевидно, mon ami, кому-то, кто очень не любит пиратов.
В дом нас, как обычно, впустил Робертсон. Как ни странно, несмотря на вечерний час, выглядел он гораздо бодрее, чем обычно.
— Джентльмены, инспектор и два констебля уже здесь, дежурят в комнате рядом с детской.
— А madame Бэнкс?
— Собирается вместе с мистером Бэнксом и малышами в номер восемнадцатый, к брату, как было условлено. Мисс Джейн и мастера Майкла Мэри уже уложила. Окно я открыл, сэр, всё, как вы велели.
— Благодарю вас, monsieur Робертсон.
В это мгновение на пороге гостиной появился растерянный мужчина в тёмном костюме.
— Мистер Пуаро и капитан Гастингс, полагаю? Я Джордж Бэнкс, мы прежде не встречались, я всегда был на службе, когда вы приходили. Возможно, вы скажете мне, что происходит? Полицейские твердят, что у них приказ, Уинифрид сказала…
— Джордж, прошу тебя, — послышался с лестницы голос миссис Бэнкс. — Мы с Джоном тебе всё объясним, сейчас нам нужно уходить.
Миссис Бэнкс несла одного из близнецов, Джона, Эллен с Барбарой на руках следовала за ней. Вдвоём они уложили спящих детей в коляску, стоявшую в холле.
— Уинифрид, дорогая… — начал, было, мистер Бэнкс.
Но миссис Бэнкс только положила ему руку на рукав и повторила:
— Джордж, нам нужно уходить. Мистер Пуаро и капитан Гастингс здесь, чтобы помочь. Доверься им — и мне.
Пожав плечами, Джордж Бэнкс подал жене пальто, оделся сам, и они вышли из дому, толкая перед собой коляску.
— А мне что теперь делать, сэр? — спросила Эллен, повернувшись к Пуаро.
— Вам лучше уйти к себе, mademoiselle. Как и вам, monsieur Робертсон. В доме должно быть как можно тише, словно все уже спят.
Мы поднялись на второй этаж. Дверь в комнату напротив детской была открыта. Свет внутри не горел, но я заметил в глубине три тени, а потом из комнаты выглянул инспектор Джэпп.
— Мы на месте, Пуаро, — вполголоса произнёс он. — Ждём сигнала.
— Очень хорошо, инспектор.
Пуаро еле слышно поскрёбся в дверь детской. Через пару мгновений нам открыла Мэри Поппинс.
— Дети спят, мистер Пуаро, — прошептала она. — Я дала им микстуру.
Мы на цыпочках вошли в детскую и встали за ширмой. Возле детских кроватей горел неяркий матовый ночник, освещавший комнату лишь в полушаге от себя. В тишине было слышно, как ровно дышат в своих постелях Джейн и Майкл. Пуаро опустился на краешек стула, рядом с ним на походной койке сидела Мэри Поппинс, как всегда с прямой спиной и гордо поднятой головой. Её руки были сложены на коленях, у ворота блузки по-прежнему блестела брошь в виде морской звезды. Я прислонился к стене, скрестил руки на груди и стал ждать, слушая, как тикают на каминной полке часы.
Должно быть, я задремал с открытыми глазами, потому что, когда ночник мигнул и погас, а оконная рама с тихим скрежетом пошла вверх, вздрогнул и очнулся. Пуаро, уже стоявший рядом со мной, жестом велел мне молчать и указал в сторону комнаты. Я осторожно взглянул в щель между полотнищами ширмы.
По комнате металось пятно света. Сперва я решил, что это свет фонарика, но потом понял, что ни один фонарик не способен выписывать такие круги и петли — и уж конечно, фонарик не мог временами издавать тихий мелодичный звон, похожий на звук металлического колокольчика.
— Что там, Динь? — раздался голос из-за окна.
Свет скользнул к окну, снова зазвенел колокольчик. Рама поднялась ещё немного, и за край подоконника ухватилась длинная тонкая рука, а через мгновение в комнату легко запрыгнул тот, кого мы ждали.
Невысокого роста, худой и гибкий, он покрутился на пятке между кроватями Джейн и Майкла, хлопнул в ладоши и рассмеялся.
— Эй, проспите все приключения!..
С этими словами он сложил ладони перед лицом и дунул в них. В воздухе повисло искрящееся серебристое облако.
— Гастингс, vite! — шепнул Пуаро. — Окно!
Я сдвинул ширму, рванулся вперёд, стараясь не дышать, рывком опустил раму и повернулся, готовясь отразить нападение.
На каминной полке горела лампа — видимо, её зажгла Мэри Поппинс. Пуаро только что со стуком задвинул ящик комода, из которого слышались звон и шорох. Между кроватями детей, сжимая в кулаке длинный нож, стоял ночной гость.
Только тут я понял, в какие лохмотья он одет: казалось, его тело прикрыто опавшими листьями и паутиной, оборванные рукава не доходили до локтей, из коротких штанин с бахромой и дырами торчали голые лодыжки. На сальные волосы была нахлобучена старая порыжевшая шляпа, давно потерявшая форму. Из шляпы торчало сломанное фазанье перо.