Она гавкает, вновь высунув свой бледно-розовый язык. Я улыбаюсь, пригладив её шерсть на макушке, и поднимаюсь:
- Не гуляй допоздна! - Бегу, хватая свои кеды, и пытаюсь надеть их, не сбавляя скорости. Но подобное не выйдет без “жертв”: спотыкаюсь, падая на пятую точку, и бурчу под нос, надевая обувь, после чего вновь вскакиваю, не отряхнувшись, и продолжаю подниматься вверх, чтобы выйти к проезжей части. Длинная, серая дорога с ровным асфальтом, с поверхности которого поднимается пар. Мои стопы обжигает, ведь подошва у кед тонкая. Поправляю легкую темно-фиолетовую накидку, ведь ветер срывает её с загорелых плеч, так же нагло поднимая тонкую, почти прозрачную черную ткань майки на бретельках.
Надеваю очки, которые все это время находились в кармане кофты. Проверяю, ведь могла сломать их, после чего продолжаю идти, потирая большим пальцем кулон на шее.
Невольно поворачиваю голову, смотря в сторону чистого горизонта. Мне нравится это место. Оно на краю города, но всегда пустеет, ведь здесь за пляжем никто не следит: камни, ветки, острые раковины. Все идут отдыхать туда, где есть спасатели, смотрители и грузовик с мороженым. Возможно, это хорошо, ведь, с некоторых пор, я начала считать, что это мое место, хоть и прихожу сюда не одна, а с друзьями.
Но все равно, это место принадлежит даже не мне. Оно только Уны.
***
Забегаю в дом, встречая в коридоре родственников, которые тут же приветствуют меня с широкими улыбками. Я позволяю тете обнять меня, но мать, стоящая рядом и встречающая гостей, ужаснулась, подскочив ко мне:
- Боже, Чарли, - качает головой, отряхивая мою одежду и волосы. - Опять на пляже была, - чихает, прикрывая тыльной стороной ладони нос. - С собакой возилась?
- Ага, - отвечаю, потирая горячие от солнца щеки. Старушка, лет восьмидесяти, вышла в коридор, услышав мой голос:
- Эта же моя Чарли, - её руки заметно дрожат, когда она их разводит в стороны. Я не мнусь, обнимая её:
- Здравствуйте, как вам в больнице?
Старушка махнула рукой:
- Ужас! Антисанитария, плохая еда, уколы и процедуры, некрасивые, совершенно непривлекательные врачи, - она улыбается вставной челюстью, когда я смеюсь.
- Рада видеть, что вам лучше, - замечаю, а она осматривает меня:
- Где извалялась? - Мне с трудом удается понять, что бабушка говорит, но отвечаю:
- Я споткнулась на пляже.
Старушка, имя которой Ванесса, улыбнулась:
- Ты все та же, - задумалась, сдвинув брови. - Ты очень похожа на мою бабушку. Она была такой же. Вечно падала. Неуклюжая особа была. Как же её звали? - Отводит глаза. Все. Ступор. Память с каждым годом лишь хуже.
- Миссис Ванесса, вас ждут в зале, - мать накрывает её плечи ладонями, поворачивая к двери, что ведет в зал, а сама шепчет мне:
- Иди, приведи себя в порядок и спускайся.
- Как же звали мою бабушку? - Старушка поднесла морщинистые руки к губам, пока мать вела её к остальным гостям.
Улыбаюсь, ведь рада, что ничего не меняется.
Бегу по лестнице вверх и понимаю, что вдруг к горлу подкатила тошнота. Черт, все-таки нельзя было пить молоко, которое отрыла на дне холодильника.
Забегаю в ванную, минуя сестру, которая вышла из своей комнаты, открыв рот. Видимо, хотела что-то сказать, но у меня дело важнее. Падаю возле унитаза, плюя. Позывы есть, а рвоты толком нет. И где логика?
- Говорила тебе, не пить молоко, - сестра, по обычаю, понимает, в чем дело, и берет полотенце, задирая ткань юбки, и опускается рядом, вытирая мой рот, но я выхватываю его, продолжая сама. Девушка мнется, и это странно. Зои почесала висок пальцем с накрашенным ногтем, и заговорила:
- Чарли?
- Да, - кашляю, взглянув на неё непринужденно. Я читаю в её глазах беспокойство:
- Между нами все хорошо? - Задает вопрос, сбивающий меня с толку. Хмурюсь, моргая:
- Конечно, - наверное.
Сестра закусывает губу:
- Я не хочу, чтобы ты думала обо мне плохо, или, чтобы этот инцидент как-то повлиял на наши отношения.
- Наши отношения? - Смеюсь, и девушка хлопает меня по плечу, смущаясь:
- Короче, не хочу, чтобы ты избегала меня.
Я довольно улыбаюсь, кивая, но внутри не могу справиться с дискомфортом, вызванным её присутствием.
- Все в норме, - говорю, чтобы она успокоилась. - Все хорошо.
Зои улыбается, погладив меня по плечу, и хмурит брови, отряхивая мою одежду:
- Опять пляж?
- Ага, - довольно киваю, поднимаясь, как и она.
Пускай, моя сестра - невозмутимая стерва, и порой раздражает до чертиков, но это ничего не меняет. В конечном итоге, мне от нее уж точно не сбежать.
Открываю дверь и, от неожиданного появления бабушки Ванессы, подпрыгиваю на месте. Зои сдерживает смешок. Старушка сжимает ладони в кулачки, а руки сгибает в локтях:
- Роза, - произносит с улыбкой.
Мы с сестрой переглядываемся, и Зои уточняет:
- Роза, что?
Старушка поднимает дрожащие руки:
- Роза. Так звали мою бабушку. Роза, - улыбается, когда мы киваем ей в ответ.
- Хорошо, - сестра накрывает её плечи руками, поворачивая, чтобы отвести обратно.
- Чарли, - она продолжает. - Звали ее Роза, и она была прям как ты! - Восхищенно разводит руками. - Такая неуклюжая!
Я улыбаюсь, ведь спорить тут не с чем. Иду рядом, когда старушка останавливается, отчего Зои закатывает глаза:
- Ванесса, нам нужно вниз.
- Мне нужно сказать Чарли, - объясняет.
- Что сказать? - Сестра сдалась, начиная потирать виски. Я внимательно смотрю на старушку, ожидая её слов, но лицо той вновь обрело то самое выражение. Задумчивое и напряженное.
Ванесса выдает:
- А что я хотела сказать? - Отводит взгляд в сторону, и Зои готова придушить её взглядом, но вместо этого надавливает на спину:
- Идемте вниз. Там и вспомните.
Я тихо смеюсь, отворачиваясь, чтобы направиться в комнату.
- Господи помилуй, хотела сказать что-то важное! - Старушка злится на себя, а Зои ей кивает с пониманием:
- И как вам удалось подняться сюда? - Специально меняет тему, чтобы не тормозить, в случае, если Ванесса резко вспомнит.
Продолжаю улыбаться, идя к комнате, но не успеваю правильно поставить ногу, поэтому спотыкаюсь, опираясь ладонью на стену, покрытую бежевыми обоями. Хмурюсь, чувствуя боль, и приподнимаю ногу, сгибая в коленке, потирая стопу. Потянула?
- Так вот, что значит выражение “споткнуться на ровном месте”, - мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, что источник сего звука - это Дилан. Парень прошел мимо, держа в руках стакан, по всей видимости, с алкоголем. Выпрямляюсь, решая, что не стоит тратить на него свое время, и молчу, продолжая идти, но уже прихрамывая. Дилан зашел в ванную комнату, заперев дверь. Хмурюсь, ведь замечаю, что парень довольно часто уходит туда, особенно, когда дома гости.
Конечно, ему это не нужно. Это общество. Наше общество. Мы не его родня.
Задумалась: а ведь я ни разу не видела, чтобы его кто-то навещал из близких. Тут же созрел новый вопрос: почему мои родители усыновили его, если мы даже не родственники? Родители Дилана были очень близкими друзьями нашей семьи, но это не объясняет поступок мамы с папой.
Это, действительно, странно.
***
Замок щелкнул. Парень повернулся к унитазу, спокойно выливая алкоголь. Спускает воду, подходя к раковине, и включает кран. Яро пытается смыть со стекла привкус вина.
- Йен, одумайся. Останови машину, Йен! - женщина колотила мужчину, ведущего машину, по руке, прося затормозить у обочины. Мальчик, сидящий на заднем сидении, заткнул уши капельками наушников, прикрыв глаза, чтобы исчезнуть. Ненадолго. Не видеть этого хоть какое-то жалкое количество времени.
Мужчина не выдерживает, резко крутанув руль.
***
Под вечер я устаю от общества, даже, несмотря на то, что они мои родные. Когда мать и отец, наконец, провожают за дверь последнего гостя, я возвращаюсь в свою комнату, снимая с плеч легкую кофту. Бросаю ее на спинку стула, хватая гитару, стоящую у стены. Забираюсь в кресло, удобнее располагаясь в нем, и откашливаюсь, готовясь к игре.