И Дилан “открылся”. Выражение его лица тревожно. Он вновь тянется к моим губам, уже настойчивее, тверже и грубее целует. Я тяну его на себя. Внутри все выворачивается, когда Дилан касается моей талии, сжимает кожу пальцами. До легкой боли.
Голос медсестры за дверью становится громче. Она идет в сторону нашей комнаты. Разрываем поцелуй. Одновременно. Дилан не тяжело дышит. На его лице ледяное спокойствие:
- Я приду завтра, - сжимает губы, поднимаясь со стула. Я нехотя отпускаю его лицо, позволяя отойти. Парень не оборачивается. Он хватает со стола кофту, быстро покидая комнату. Но дверь прикрывает тихо.
Глухой щелчок.
Я хлопаю глазами, оставаясь сидячем положении еще несколько минут, которые здесь тянутся мучительно долго. Смотрю в сторону двери, прикусывая губу. Голова тяжелеет от забившихся в ней мыслей. Медленно опускаюсь обратно, натягивая одеяло.
Ночевать без Дилана. С каких пор, это стало чем-то мучительным для меня?
Тяну трясущуюся руку к выключателю на настольной лампе. Делаю несколько глотков воздуха. Я не могу позволить себе сломаться, не начав действовать.
Я хочу прожить как можно дольше.
Нет. Я просто хочу жить.
***
Врезать.
Набить морду.
Самому себе сделать больнее.
Еще больнее.
Физически, ибо терпеть боль в груди невыносимо.
Он дает слабину. Он это знает, но ничего не может поделать.
Где тот Дилан?
Где тот ненавистник?
Где тот “отрицательный” парень, желающий хаоса?
Что с ним произошло?
Дилан смотрел в окно, сидя на заднем сидении автомобиля, за рулем которого молчаливая Нина.
Где твоя сила?
Где холодное раздражение?
Где былая эгоистичность?
С каких пор ты такой?
- Дилан, - Нина вздыхает, не поворачивая головы. Она не дожидается его ответа. Он бы ничего не сказал.
- У нас некоторые финансовые трудности, - женщина откашливается. - Понимаешь, у нас счета за дом не оплачены, а терапия, она… Она дорогого стоит, - пытается собрать мысли в кучу, но не выходит. - У меня не хватит денег, Дилан, - её голос звучит так, словно она ждет ответа. Она молит, чтобы Дилан подсказал ей решение, но тот продолжает молчать. Правда, не долго.
- Что твой “муженёк”? - спрашивает, ранив Нину. Вонзил нож глубже. Женщина проглатывает слезы, отвечая дрожащим голосом:
- Он не выходит на связь… Хотя, я писала, что Чарли больна и…
- Какое ему дело до Чарли? - Дилан закатывает глаза. - Она не его дочь.
Нина теряет надежду. Окончательно. Разговор с парнем лишь усугубил положение. Женщина еле держится, чтобы не разреветься прямо перед Диланом, ледяное выражение лица которого режет глаза.
- Я выйду на работу, - впервые она не вздрагивает от его слов. Нина мельком взглянула на парня, но тот уже прикрыл глаза, сложив руки на груди. Нина молча благодарит.
И вновь в салоне автомобиля повисла тишина. Лишь гул автостопа. Черное, непроглядное, ночное небо давит на глаза. Нина не может поверить, что её жизнь примет такой поворот. Она до сих пор ждет момента, когда проснется, будто все вокруг - лишь плохая шутка её разума, но нет.
Этот кошмар реален.
========== Глава 38. ==========
Один месяц. Два.
Время текло так медленно, но при этом я терялась в днях недели, время пребывания здесь убивало. Я исхудала, сильно. Но Аманда уверяет, что это последствия заболевания.
Мне не дают пить, когда мне хочется.
Мне не дают покинуть комнату, когда я нуждаюсь в этом.
Мне не дают выйти на улицу, открыть окно, чтобы просто дышать.
Поэтому Дилан стал чем-то вроде глотка свежего воздуха для меня.
По началу он приходил каждый день, с утра до шести вечера, после чего его просили покинуть здание в связи с правилами посещения больных. Но, устроившись на работу, его свободного времени стало намного меньше. Теперь я провожу все время на тренировках, разминаю мышцы. Сижу в комнате, живу от прихода до прихода матери и Зои. Дилан пытается навещать каждый день, но обычно парень приходит и спит на моей кровати, в то время как я пишу или рисую.
Пытаюсь писать и рисовать.
Дрожащие руки, концентрация внимания и сил. С трудом пишу одну букву, и то она выходит корявой. Листы в линейку давно сменились обычными, альбомными.
Мне стыдно. Мама говорит, что Дилан много работает, забросил колледж, хотя и раньше он его не посещал, но мне не хочется, чтобы он совсем прекратил учиться. Свободное время парень спит. Он заметно похудел. И без того не отличался пухлостью, а тут его щеки впали еще глубже, а линия скул стала отчетливее.
Дилан так старается, как и мама. Они знают, что лечение дорого стоит. Но…
Стало ли мне лучше?
Я задаю этот вопрос каждый раз, когда Аманда помогает мне сесть в инвалидное кресло. Я не помню, когда последний раз передвигалась без чьей-либо помощи. Мне нелегко разгибать колени, мои пальцы неуклюже держат ручку, ложку. Я уже молчу о том, что об игре на гитаре, на моей гитаре, не может идти и речи.
И да, по поводу речи. Аманда предлагает мне пользоваться таблицей, на которой написаны все буквы алфавита, чтобы я собирала слова, указывая пальцем на нужные буквы. Я пытаюсь петь, но рваные звуки больше походят на хрип умирающего старика. Если говорю, то выговариваю каждую букву долго. Труднее всего произносить слова с шипящими согласными.
Тема приема пищи - отдельная. Мне трудно пережевывать еду, глотать еще тяжелее, ведь стенки горла сжимаются, не давая пищи пройти внутрь, поэтому питаюсь я не жесткой пищей. Пью молочные продукты, смузи, пюре.
Мама не может приходить во время работы. Она целыми днями торчит в офисе, игнорируя насмешки коллег. Этим тварям-секретаршам лишь бы лишний раз обсудить развод моих родителей. Понятия не имею, как она это терпит. Приезжает на выходных, вместе с Зои. Та, как ни странно, начала учиться. Косметики на её лице стало меньше, да и поправилась она, что на неё не похоже. Говорит о своих планах на будущее, а я ей улыбаюсь, но… Внутри рождается ядовитое чувство, которое разъедает мою радость за неё.
Это больно, когда у тебя не может быть такого же будущего. Ты сидишь в кресле, выслушивая планы других, и думаешь о том, что ты не такая. Ты другая. Тебе незачем думать о том, что тебя ждет дальше. Но, несмотря на все это, я рада. Искренне рада за Зои. Она изменилась буквально за несколько недель. Не узнаю свою сестру.
Единственное, что вызывает настоящую улыбку на моем лице, - это то, что Дилан по-прежнему относится ко мне, как раньше. Так же ругает, раздражается, спорит, подшучивает. То, что он не притворяется, нравится мне. Он все такой же. Настоящий со мной.
- Я бы этого не делал, - Дилан опирается руками на ручки моего инвалидного кресла, смотря на меня сверху вниз, когда я пытаюсь приподняться с него.
Сегодня неплохая погода, поэтому парню разрешили вывести меня на улицу. Щурюсь, улыбаясь:
- Т-ы сом-не-ваешься во мне? - гордо вскидываю подбородок. - Я-я могу-у те-бе че-четку стан-цевать.
Дилан усмехается. В выходные дни его лицо выглядит свежее, ведь парень высыпается, отдыхая от рабочей недели. Да и настроение у него лучше. Намного.
- Я в этом не сомневаюсь, но сейчас сядь обратно, чтобы мне было спокойней, - он толкает кресло, но я торможу, взявшись за колеса, и разворачиваюсь:
- Ты ме-ня недо-оценива… - кашляю, хрипя. Парень опускается на одно колено напротив, заглядывая мне в лицо:
- Не торопись, когда говоришь, - его голос грубый от напряжения. Аманда сказала, что я могу задохнуться, вот Дилан и нервничает лишний раз. Подношу дрожащую руку к губам, прикрывая рот. Дилан улыбается, когда вдыхаю полной грудью, выпрямившись. Парень поправляет плед на моих ногах, приподнимается, наклоняясь к моему лицу, и я буквально разваливаюсь на кусочки, когда он целует меня в щеку, выпрямляясь. Дилан начал целовать меня так совсем недавно. Он обходит инвалидную коляску, взяв её за ручки, и катит дальше по дорожке.