— Ох, Муравей, — говорят ему, — где твоя совесть? Возьмись за ум, пока не поздно, чтобы плакать не пришлось.
И, что же вы думаете, повлияло это на Муравья? Ничуть! День или два никого не трогал, даже немного работал, а потом опять за своё.
Однако он понимал, что его беззаботная жизнь приходит к концу. Чтобы и дальше можно было лодырничать, врать и обманывать своих товарищей, надо было немедленно что-то придумывать.
И Муравей стал думать.
Но его ленивая голова долго не могла ни до чего путного додуматься.
Муравьиные мечты
Как-то к вечеру, когда всё живое спешило покончить с дневными заботами, наш Муравей, удобно примостившись на сухой ветке, грелся себе на солнышке.
Но вот на поляне послышалось: «Гу-у, гу-у, гу-у…»
Все невольно притаились, а Муравей мигом спрятался под ветку.
Шмель залетел в свою нору, немножко погудел, побубнил, как старый дед, и затих.
«Спать лёг, — подумал лениво Муравей, вылезая опять на ветку. — Вот кому хорошо: захотел — ложись и спи. Никто тебя не побеспокоит, никто не осмелится залезть в твою нору».
Муравей завистливо вздохнул.
«А всё потому, что у него жало, — продолжал раздумывать Муравей. — Как всё-таки несправедливо устроен мир: у одного и голос громкий, сердитый, и крылья, и жало… а у другого только ножки, да челюсти…»
Вот если бы ему хоть жало! Крылья — что, упадёшь, да ещё расшибёшься. А жало — ой, как бы оно ему пригодилось! Пусть бы тогда кто-нибудь попробовал ему слово сказать — сейчас бы ноги протянул.
«А куда же девать это жало, когда спать ложишься? — спросил себя Муравей. — Интересно, куда Шмель кладёт его на ночь?..»
И тут Муравья осенило: «А ведь жало-то можно украсть! Спуститься с куста, подкрасться к норе, и…»
Он становится вором
Нет, страшно. Бр-р-р… даже затрясло всего. Если дядька Шмель поймает — живым не выпустит. Если бы это был не Муравей, можно было бы сказать, что у него при этой мысли под кожей мурашки забегали.
А вдруг не поймает? О, тогда Муравей покажет, кто он такой! На всей поляне будет самый сильный. Все будут бояться.
А всё-таки страшно…
Долго раздумывал Муравей, долго не мог на что-нибудь решиться. Наконец жажда власти, желание стать сильнее всех победили трусость.
Муравей встал, воровато оглянулся. Все вокруг были заняты своим делом, никто не обращал на него внимания. Муравей выбежал из-за куста и начал осторожно пробираться к Шмелиной норе. Пробежит немного, остановится, пошевелит усиками, прислушается — и опять побежит.
Вот на дороге лежит толстый шершавый корень. Но для Муравья это не помеха. Он с разбега взобрался на корень и… от неожиданности присел на все свои шесть ножек: прямо перед его носом чернела нора Шмеля. Она зияла таинственно, пугающе, словно бездонная пропасть.
Долго сидел Муравей на одном месте, прислушиваясь и принюхиваясь. В норе стояла такая тишина, словно в ней никого не было. Но дядя Шмель там, это Муравей знает наверное. «Ну, что ж, если дядя Шмель не спит — притаюсь, он и не заметит», — подбадривал себя Муравей и осторожно пополз в нору. Сначала она шла вглубь, потом спуск кончился, и нора постепенно расширилась в настоящую пещеру. Муравей остановился, чтобы привыкнуть к темноте и разглядеть, что тут творится.
И вот он увидал, что в самом далёком углу пещеры находятся соты. Муравью как-то пришлось побывать в дупле, где когда-то жили пчёлы, там тоже были соты, только те походили на кружки подсолнечника, из которых выбрали зёрна. Муравей заползал в красивые гранёные чашечки и в некоторых находил капельки густого и очень сладкого мёда.
Но соты Шмеля были похожи на белые жёлуди или лесные орехи, нескладно слепленные друг с другом.
Приглядевшись получше, Муравей увидал и самого Шмеля. От страха у него задрожали ножки. Но он скоро успокоился, потому что понял, что Шмель и вправду спал: он сидел на сотах неподвижно, только его полосатое, лохматое брюшко то раздувалось, то опадало.
Муравей набрался смелости и подполз ближе. Ничего! Шмель не шевелился. Где ж его жало? Освоившись в Шмелиной норе, Муравей начал шарить по всем закоулкам.
Наконец в одном тёмном уголке что-то забелело. Муравей бросился туда и заметил сухой листочек, а на нём…
Фу! Даже в пот бросило и дух захватило — на листочке лежало жало. Да, это оно, чёрное, кривое и острое!
Муравей бросился к жалу, но сухой листочек так под ним зашелестел, что вор присел с перепугу и не шевелился, пока не убедился в том, что Шмель продолжает беспечно спать. Тогда Муравей осторожно взял в рот жало, сполз с листочка и, не оглядываясь, спотыкаясь из-за своей неудобной ноши, побежал к выходу.