Чуть на урок не опоздал.
И в школе почему-то всё зевал, учителя слушал невнимательно. А когда ребята записывали домашние задания, тот же голос шептал: «Не пиши, ты и так запомнишь… И вообще, всё это скучно… А во дворе как чудесно, птички по деревьям порхают. Ни тебе уроков, ни домашних заданий. Хорошо бы совсем в школу не ходить и всё знать. Придумали бы такую машинку, чтобы отвечала за тебя на любой вопрос: и по языку, и по арифметике, и по географии…»
Сначала Лёнька колебался: прислушаться к этому подозрительному шёпоту или нет? Но позже лень так завладела им, что он на всё махнул рукой и во всём слушался этого сладенького голоса, который сковал мысли и движения и усыплял его среди урока.
Чтобы угодить этому голосу, не нужно ничего делать, не нужно думать. И это было самым соблазнительным.
Вскоре и дома и в школе стали замечать, что с Лёнькой происходит что-то необычное. То опоздал на урок, то пришёл в школу неумытый, в нечищеных ботинках. Ходил какой-то обвисший, сонный, кислый.
Лёньку перестали узнавать.
Опоздал он как-то на урок и тихо постучал в дверь.
— Войдите, — говорит учитель.
И вот входит в класс хлопец: грязный, нечёсаный, пиджачок на нём помятый, рваный, без пуговиц… Не хлопец, а страшилище какое-то.
— Что тебе, мальчик, нужно? — удивлённо спрашивает учитель.
— На урок я… учиться, — отвечает тот.
— Да кто ты такой?
— Лёнька.
Тут уж все удивились, зашумели:
— Разве это Лёнька?
— Голос, вроде, его.
— Не может быть!
— Это не Лёнька.
Давай ребята ощупывать хлопца да разглядывать — Лёнька или не Лёнька?
— Иди себе, мальчик, домой, — сказал наконец учитель, — и больше никогда не лги. В нашем классе не может быть таких грязнуль.
Повернулся Лёнька и пошёл домой.
Идёт по улице, пташки скачут с ветки на ветку, — перекликаются удивлённо:
— Чей такой? Чей такой?
— Чей-чей? Чей-чей?
Тоже не узнают.
Рассердился Лёнька. Хотел поднять камень и швырнуть в любопытных пташек, да лень ему к земле нагибаться.
Наконец на свой двор приплёлся. Смотрит — кот Мурко сидит на пороге, греется под солнышком.
Лёнька к нему:
— Киса! Мурик!
А кот в ответ:
— Замур-мур-мурзанный! Ф-фу! — и побежал со двора.
Выбежал Шарик из коридора. Протянул Лёнька руку, чтобы погладить, а пёс как бросится на него:
— Гр-р-рязный! Пр-рочь, пр-рочь, пр-рочь!
Так и кидается под ноги, в хату не пускает.
Насилу отогнал его Лёнька. Он уже в комнате был, а Шарик никак не мог успокоиться:
— Гр-р-рязный! Пр-рочь!
Сегодня Лёнька даже играть не захотел — в постель потянуло. Так, одетый, и лёг, а сам думает: «Что ж это такое? Это ведь правда я, а никто не верит… Двойки в журнале… Карикатура в стенгазете… Все в школе, а я… Что со мной делается?»
И тут снова тот сладенький коварный голос: «Не волнуйся, проживём как-нибудь. Никуда твоя школа не убежит».
Лёнька насторожился: голос уже не шептал, а звучал нахально, уверенно.
— Кто это? — спросил он испуганно.
— Хи-хи-хи, — засмеялся тоненький голос. — Это я.
Лёнька так и подскочил на кровати. Оглядывается кругом — никого не видит.
— Кто же ты?
— Лень… Да не вертись. Всё равно ты меня не увидишь. Я как тень твоя — всегда с тобой.
— Зачем? Что тебе нужно?
— Хи-хи! Я с тобой с того самого дня, как ты первый раз уроки не сделал. Помнишь?
— Помню.
— Кто хоть немножко заленится — я сразу к нему. И чем больше он ленится, тем лучше я себя чувствую.
— Чудно́.
— Ничего чудного. Я же — Лень. Пока будут лодыри, и я жить буду.
— А… а разве я… лодырь? — с ужасом спросил Лёнька.
— А кто же ты? Лодырь и есть. Теперь ты весь мой. Хи-хи-хи!
Лень так противно хихикала, что у Лёньки прямо по спине мурашки забегали. «Лодырь…» Неужели его можно назвать этим страшным словом?..
— Так это ты всё время нашёптывала мне, чтобы я ничего не делал? Это ты мешала мне читать и писать?
— А то кто же?
«Плохи мои дела, — подумал Лёнька. — Что мне делать? Если теперь никто меня знать не хочет, что дальше будет?»
Подумал, да и говорит:
— А ну, вылезай, где ты там, и стань так, чтобы я тебя увидел.
— Это можно, — говорит Лень, — только смотри получше.
При этих словах перед Лёнькой возникло какое-то бесформенное, растерзанное существо. Единственное, что хорошо разглядел Лёнька, были глаза — мутные, мёртвые, словно стоячая гнилая вода в канаве. Ни одного желания, ни одной мысли не было в них. И, когда Лёнька глянул в эти глаза, его стал разбирать сон — тяжёлый, тягучий…