– Благодарю, – предсказатель оглянулся на «любимую» лестницу, – Жаль, с лифтом так не выйдет. Не жалеешь ты меня, Касита.
Бруно уже успел спуститься вниз с грудой тарелок, вазой племянницы и кружкой Антонио, как в дверь постучали. Осторожный стук. Не Мирабель.
– Да? –от с опаской окликнул неведомого посетителя Бруно. Из стены песка вынырнул Агустин, прижимающий к груди свёрток крафтовой бумаги.
– Не упади! – предупредил мужа сестры Бруно, но поздно: тот уже ехал по дюне лицом вниз. Благо, сам Агустин знал о своей неуклюжести и загодя отбросил пакет в сторону. Бумага всё же надорвалась, и наружу показалось горлышко бутылки.
– Я принёс вино, – объявил отец Мирабель, вставая и отряхиваясь, – Привет. Не занят?
– Печь раскочегариваю, за ней нужен глаз да глаз, но если ты согласен никуда не отходить, можем душевно посидеть, – вежливо предложил Бруно, пытаясь догадаться, зачем понадобилось спиртное. Новоселье отметили, на любовном фронте Долорес помолвки пока нет. День рождения у кого-то? Нет, ложная тревога.
У Джу будет ещё ребёнок?! Не-е, тогда Алма устроила бы шумиху на весь Энканто. Да и Агустин выглядит не радостным, а скорее… растерянным? Хотя от ребёнка в таком возрасте можно выглядеть как-то так, но чутьё подсказывало Бруно, что дело в ком-то из уже имеющихся детей.
А именно в Мирабель.
Ну всё, понеслось.
Так, спокойно. Ничего не было, кроме вазы, которая сейчас отправится на обжиг. Это было… затмение, и всё. И больше такого не повторится.
Тут и говорить не о чем.
– У тебя есть штопор? – тем временем спросил Агустин, воюя с пробкой.
– Да, должен быть.
– Далеко?
Бруно без комментариев вознёс глаза на громаду лестницы.
– Ясно, тогда обойдёмся, – мужчина начал расковыривать преграду столовым ножом.
– Ты это… внутрь пропихни. Пробку. Поверни нож тупым концом и осторожно ударь.
– Давай ты, – от греха подальше отдал ему бутылку Агустин.
– Давай, а то я перед Джу не оправдаюсь, – усмехнулся Бруно, ловко открывая хранилище алкоголя.
– Рукастый ты, – восхитился Агустин, – Почему ты так и не женился?
– Это сложно, когда сеньориты разбегаются от тебя врассыпную, – предсказатель поворошил угли, закрывая заслонку печи.
– Мирабель от тебя не убегает, а значит, ты хороший человек.
– Мне лестно это слышать.
– Как нос, кстати? Не болит?
На секунду Бруно вернулся в сцену с лепкой. Всё. Отныне удар мяча будет казаться ему карой небесной. Замечательно.
– Вроде уже прошёл.
– А стаканы… – муж сестры снова беспомощно огляделся и неловко усмехнулся, – Придётся пить из горла. Не побрезгуешь?
– За десять лет жизни с крысами осталось мало вещей, которыми я бы брезговал, – ухмыльнулся Бруно, садясь по-турецки, – У тебя и еда тут.
– Да, Джульетта передала. Это уже не первый ужин, который ты пропускаешь. Сильно занят?
– Я не привык много есть. И за столом поговорить не мастак.
– Вот как, понимаю… Кхм, мне крайне неловко об этом спрашивать, но… Насколько близкие у тебя отношения с моей дочерью?
Услышав этот вопрос, предсказатель сделал глоток побольше:
– Ну… какие… Достаточно… близкие, пожалуй. А что?
– Она делится с тобой секретами? Рассказывает о чём-то своём?
Бруно нахмурился:.
– Если честно, не задумывался. Мне думается, Мирабель общается со мной так же, как и со всеми остальными. Мы просто… сблизились, поскольку кажемся семье… странными.
Вместо пламенных речей о том, что предсказатель не прав и семья Мадригаль дружна как никогда Агустин лишь кивнул:
– Это мне понятно. Но и ты меня пойми: мы с Джульеттой волнуемся. Мирабель ещё очень молода.
– Даже если я всё же приношу несчастья, к твоей дочери они не прилипнут, поверь мне на слово.
– Как грязь к солнечным лучам.
– А?
– Это такое выражение, – Агустин тоже отпил вина, поморщившись, – Ты угощайся… Я что пришёл. Поверь, мне в новинку о таком говорить. Такого в моей жизни ещё не было. Да и в твоей, наверное, тоже.
– И даже в моей? – Бруно снова сделал глоток вина, отчаянно надеясь заснуть раньше тщательного допроса и в итоге не почувствовать, как его будут убивать.
– Да, я это… Короче, Джу кажется, что Мирабель влюбилась.
Сознание Бруно ловко увернулось от цепких лап алкоголя:
– Мира влюбилась?
– Да, все признаки налицо. Она то дерзит, то плачет, то краснеет неизвестно от чего, и мы подумали, что там какая-то сложная ситуация.
(Энчилала. Глоток вина)
– Джульетта предположила, что её избранник старше.
(Ещё вина)
– Дочка постоянно с тобой, и мы подумали…
(Отрубись уже!!)
– …может, ты знаешь, кто это?
Бруно икнул, чувствуя, как его глаза отозвались всполохом дара. Вечерело, и на пустыню его комнаты тоже опускались сумерки.
– Понятия не имею. Мне она ни о ком не говорила.
– Вообще?
– Вообще.
– Чёрт, – Агустин тоже отпил вина, задумчиво покачивая бутылку, – Погоди-ка.
– Что?
– Джульетта дала мне не то вино.
– В смысле?
– Это не молодое вино, должно быть, она по ошибке нащупала что-то из запасов Алмы.
– Глянь этикетку.
– Сейчас-сейчас, – Агустин неловко пододвинулся к свету печи, подслеповато щурясь, – Бог ты мой. Это же… Это был год, когда родилась Мирабель.
– У-у… – Бруно протёр лицо ломаным движением, – Отличное вино. Удачный был год.
– Алма взбесится.
– Ещё как.
– Она хотела оставить его Мирабель на свадьбу, – грустно протянул гость.
– Мы опередили события, – Бруно понял, что сил у него осталось только на более-менее внятную речь. За 10 лет затворничества его организм отвык от алкоголя, и теперь сообщал об этом резким опьянением.
– Похоже на то… И что делать?
– Давай допьём.
– Ты ч-что? – кажется, Агустин тоже попали в ловушку градусов, – Это вино на свадьбу моей дочери!
– Тогда давай выпьем за её здоровье.
– А это идея! За мою девочку! – муж сестры сделал глоток, а затем залихватски сунул бутылку в руки шурина, – На! С тебя тоже тост!
– За… за лучшего человека из всех, кого я знаю. За Миру. Кто-то будет дьявольским везунчиком, – на полном серьёзе произнёс Бруно, тоже делая глоток.
– Ты ревнуешь, что ли? – к Агустину неведомыми путями прибрело игривое настроение.
– К кому ревную?
– К её ухажёру.
– Нет у неё никакого ухажёра.
– А чего она тогда такая дёрганая?
– Да крысы сказали про гнездо.
– Про какое гнездо?.. Бруно, эй.
– Что?
– Какое гнездо?
– Гнездо?
Они взглянули друг на друга и захохотали. Кажется, спиртное без труда расправилось с обоими.
– Что скажет Алма, когда нас увидит? – запричитал Агустин, пока его собутыльник встал с насиженного места, каким-то чудом вспомнив о керамике.
– А что, мы когда-то ей нравились?
– Вроде нет, но ты же… ик! Её сын.
– Я разочарование, а не сын. Ни к селу, ни к городу.
– Ну не, – Агустин встал следом и полез обниматься, – Ты хороший.
– Хороший… Ха! Хороший, мам! – Бруно и сам не понял, что почти проорал эту фразу, – Мам, я в хлам! Рифмуется!!
– Мы оба в хлам, – муж сестры неловко похлопал его по плечу, – Слушай. Женись уже, а?
– На ком?
– На ком хочешь. Детей заведёшь. Мирабель будет с ними нянчиться.
– А разве так можно? – мысли предсказателя путались.
– Если… ик! это твой человек, то почему нет?
– Потому что нельзя.
– Чего нельзя?
– Вообще ничего. И нет в Энканто счастья.
– Так убеги.
– Убежать?
– Ага. Через ущелье.
Бруно уставился на собеседника мутным взором:
– С кем?
– А с кем хочешь, – устав стоять, Агустин вальяжно развалился на песке.
– Даже если она меня моложе?
– Пф! Что такое возраст? Любовь – вот что главное! – жилистый указательный палец мужа сестры вознёсся вверх, – Ты её любишь?