– Пап, я… – предсказатель сел на ступеньки, пытаясь привести мысли в порядок. Прошмыгнувшая в поисках корма пара крыс забралась ему на колени, одна даже понюхала цепочку медальона, но, быстро поняв, что предсказателю требуется уединение, зверьки убежали восвояси. Раньше было проще, в детстве, когда Бруно спрашивал отца, что же всё-таки значит быть единственным мужчиной в семье, когда защитник из тебя никакой, а чтобы ты ни делал, в основном выходит только хуже. Портрет Педро знал о даре сына, о том, как его гоняли остальные ребята, и даже о любви к Хуаните. Но всё это были ещё цветочки: теперь ему предстояло узнать нечто из ряда вон.
– Пап, я… кажется, я люблю того, кого не должен. Не так, как должен. И это разрывает меня на части. Я понимаю, что так не должно быть, но, кажется, меня любят в ответ, – Бруно смотрел в карие глаза портрета, словно ожидая, что отец нахмурится, но тот смотрел на него всё также приветливо, – И она замечательная, папа. Лучшая из всех. Ты сказал бы мне искать похожую, но другой такой просто нет и не будет. Должно быть, для человека моего возраста это последняя искра, последняя глупость и последняя надежда на счастье, но обстоятельства… Я не боюсь ошибки для себя, не думай – я совершил их достаточно – а для неё. Для неё я стану несмываемым клеймом позора. Могу ли я что-то ей дать? Я, предпочитающий прятаться в застенках в надежде, что всё образуется как-нибудь само по себе? Не знаю. Но я… я хочу быть лучше для неё. Смелее. Решительнее. Я сегодня даже по крышам скакал, хотя мне уже далеко не 16, и… Я будто схожу с ума, вспоминая её тепло, её запах, её бархатистую кожу и кудряшки, она – совершенство. Я буду гореть в аду за все мысли, что приходят мне в голову, но однажды наберусь смелости сказать ей, что она –лучшее, что со мной случилось, и что я люблю её, и пусть сам Бог будет мне судьёй, раз уж он создал правильную и неправильную любовь!
Почувствовав, что вот-вот начнет кричать, предсказатель осёкся и горько усмехнулся, снова глядя на портрет:
–Всё очень-очень сложно, пап. О таком не говорят. Такого не должно существовать, совсем как нашей таинственной гостьи –может, ты мог даже её видеть, ведь твой портрет висит у лестницы. Мирабель назвала это нечто Вишнёвой тенью, и теперь Алма хочет её изловить… Тень, не Мирабель, конечно. А может, и Мирабель, там всё не менее запутано, несмотря на то, что я видел предсказание, и… И я ушёл от темы. Мне бы очень, очень пригодился твой совет, прямо сейчас. Я знаю, что сижу тут и говорю сам с собой, но ты не оставил мне выбора, погибнув раньше, чем я мог тебя узнать… Серьёзно: оставил бы хоть записку с инструкцией, что значит быть настоящим мужчиной, а то я уже прожил земную жизнь до половины, а всё не разобрался. Спору нет, может быть, это я недалёкий. Поэтому умру бездетным чудесатым бобылём, и моя драгоценная матушка выгравирует на моей могиле фразу «А я говорила!».
Смех родился сам собой, и Бруно дал ему волю, как и выступившим слезам. Никто из Мадригалей не влипал в подобную ситуацию. Никто и никогда. Джульетте не надо было лечить его от букета болячек в детстве, глядишь, было бы одной проблемой меньше.
Но тогда Мирабель бы не справилась и не сплотила семью.
Эта странная мысль заставила предсказателя вскочить. Вот она! Вот зачем он появился на свет. Он не смог стать тем самым мужчиной в доме для матери и сестёр, но всё ещё может быть опорой для племянницы.
Мог ли перепутать? Может, это родительские чувства? Другая любовь? Очень сильная привязанность? Бруно знал, что ответ на все эти вопросы «нет», чувствовал сердцем, не мог просто так смириться, но ему придётся. Совсем как в детстве, когда его успокаивала Джульетта.
«Испугался? Ничего страшного там нет, это просто швабра стояла, а ты вообразил, что это кто-то посторонний»
«Я туда больше не пойду!» – юный предсказатель сжался в комок, подтянув колени в груди. Кажется ему было 6.
«А давай…» – сестра бережно стиснула его похолодевшие от ужаса ладошки, – «Мы будем вести себя смело по чуть-чуть, а не сразу?»
«Как это?» – с некоторым недоверием переспросил Бруно.
«Сегодня ты посмотришь на эту страшную швабру в углу. Чуть позже подойдёшь ближе. Может, даже пальцем дотронешься»
«Я там же и умру, Джульетта!»
«Нет» – целительница потёрлась лбом об его лоб, улыбаясь, –«Ты ведь мужчина. Ты сильный. И ты сможешь, если хорошенько постараешься».
Воспоминание ушло, и Бруно закрыл медальон, начиная подъём наверх. Он получил свой ответ. Даже два.
Он станет опорой для Мирабель.
И убьёт свою любовь.
Не сразу, понемногу. День за днём.
Он заставит этот зов замолчать.
И начнёт с главного: Мирабель – его племянница.
========== Глава 26 ==========
Стук в дверь раздался в тот самый момент, когда Мирабель на полном серьёзе сверялась со своими ощущениями в вопросе того, тошнит её от бесконечных рядков пряжи или ещё нет. С этим пончо девушка чувствовала себя настоящим марафонцем, но финишная лента маячила уже невероятно близко, заставляя сердце трепетать от восторга.
Ещё немного. «Это тебе» и поцелуй. Как целовать? Со стороны вроде несложно, просто наклонить голову, чтобы не врезаться в нос. А дыхание задерживать? Вроде бы нет. А глаза – глаза закрывать? А как отреагирует Бруно? Удивится? Обрадуется? Интересно, эти его тонкие усики мягкие? Вроде да, то прикосновение к шее… Боже!
Боже, почему это треклятое пончо никак не хочет довязываться?!
В дверь снова постучали.
– Иса? – изрядно удивилась Мирабель, пряча рукоделие в ящик. Старшая сестра была редкой гостьей в её вотчине: сказывалась неприязь со времени, когда Исабела была любимицей бабушки. Конечно, ситуация изменилась, но некоторая неловкость осталась.
– Ты тут не засиделась? – в комнату сунулась голова с цветными прятками в гладких, как воды реки, волосах.
– Засиделась, – честно призналась Мирабель, не видя повода отпираться. Едва вязание было отложено, в груди заворочалось волнение за Бруно. Как прошёл их разговор с Алмой? Очень хотелось бы выяснить, но природная осторожность всё же не позволяла Мирабель бежать в комнату дяди. Особенно после того, как она думала о поцелуе. Нельзя, никак нельзя. Вообще.
– Есть предложение сходить до… – Иса понизила тон голоса до заговорщического шёпота, зыркая глазами по сторонам, – До разлома в горе.
Мирабель почувствовала, что на секунду перестала дышать:
– Боже мой, зачем?
– Так… дельце есть. Так ты со мной?
– С тобой! – девушка вскочила с кровати, подправляя юбку, – Вот и всё, вот я и готова!
– Славно, – широко улыбнулась Исабела. Естественные реакции шли ей гораздо больше странного поведения фарфоровой куклы, и это не могло не радовать. Хотя не факт, что с этой метаморфозой смирилась Алма. Но, если подумать, бабушка вообще со скрипом относилась ко всему новому. Хотя почему ко всему? Она вздумала искать невесту для Бруно.
Невесту. Бруно.
Вишнёвая тень, невидимая никому, в предвкушении заворочалась у ног той, кого считала своей хозяйкой.
– А зачем тебе понадобилось к разлому? – решила спросить Мирабель, едва они преодолели порог дома.
– Сбежать хочу, – будничным тоном объявила Исабела.
– Зря, – подыграла ей младшая сестра, – Совсем налегке.
– А мне многого и не надо. Одичаю и буду жить с дикими обезьянами до скончания веков.
– Прекрасный план.
– Знала, что ты одобришь.
Сёстры выдержали небольшую паузу, а затем, не сговариваясь, фыркнули от смеха.
– А если серьёзно, Алма дала задание посмотреть, можно ли закрыть проход.
– Закрыть? – оторопела Мирабель, – То… то есть вот не замаскировать, а вообще закрыть?
Исабела вздохнула:
– У меня была такая же реакция. Бесполезная затея, как и капканы. Кому из здешних нужно бежать из Энканто? А если кому-то всё-таки нужно, зачем их держать? К тому же, может быть, однажды через пролом придут гости из внешнего мира…Только не говори мне, что ты никогда об этом не думала.