Хатавела вошла в комнату и вдруг навострила ушки. Увидев бегающую по комнате мышку, она, видимо, подумала, что ей это кажется, и отвела взгляд. Потом медленно и осторожно направилась к Цуцкиа.
Цуцкиа в один прыжок очутилась на клетке. Она хотела пролезть в неё, но не смогла, быстро соскользнула вниз и помчалась к тахте, покрытой ковром. Хатавела прыгнула, и мышка оказалась у неё в лапах. Мы с братом закричали в один голос. Кошку так перепугал наш крик, что она выпустила мышку, и Цуцкиа помчалась в соседнюю комнату. В это время показался отец, он понял, в чём дело, встал на дороге Цуцкиа и хлопнул рукой по колену. Догадливая мышка бросилась к сапогам отца и вмиг взобралась ему на плечо. Хатавела успела сделать прыжок, достойный её предков, но было уже поздно. Она уселась у ног хозяина, махала хвостом и разочарованно фырчала, а Цуцкиа, свесив голову с плеча отца, победоносно смотрела на неё своими красными глазами.
Котэ открыл дверь и велел кошке идти к котятам.
— Чуть-чуть не съела, — сказал отец. — Впрочем, чуть-чуть не считается…
В тот вечер мы быстро покончили с уроками. Таз наполнили тёплой водой, посадили Цуцкиа, намылили обильно и как следует выкупали её.
Шёрстка заблестела, такой она стала белоснежной. Мы завернули Цуцкиа в шаль, она затихла и даже вздремнула… Но вскоре она стала задыхаться, вся дрожала, ходила по клетке, как слепая, тыкаясь мордочкой в прутья.
— Выньте её из клетки, посадите у печки, — посоветовал отец.
Тепло печки тоже не помогло. Цуцкиа вся дрожала, белоснежная шёрстка её ощетинилась.
В это время откуда-то снова появилась злополучная Хатавела.
— Киса, не трогай её! — крикнул Котэ.
Цуцкиа хотела убежать, но не успела. Хатавела прыгнула, и полуживая мышка оказалась у неё в лапах. Я завизжала, Котэ замахал на кошку руками, а мама схватилась за голову. Один папа был спокоен.
— Не троньте их, всё будет хорошо! Никто никого не съест, вот увидите! — И вышел из комнаты.
Не знаю почему, но я поверила словам отца и поэтому больше не пыталась ничем помочь Цуцкиа…
Мы переглянулись.
Подошло время сна. Котэ раздевался молча, о чём-то думая. Потом пожал плечами и улыбнулся мне. В комнате было тепло, поэтому в постели было ещё теплее и уютнее. Дверь не закрывали, и мы видели на ковре сидящую кошку и между её лапами белое тельце мышки. Всего удивительнее было то, что Цуцкиа и не пыталась вырваться из лап кошки.
Голубой зимний рассвет стоял в окнах. Я и Котэ проснулись одновременно. Присели в постели и что же видим — Хатавела спит на том же месте. А в лапах у неё белеет Цуцкиа, она тоже спокойно спала.
Вдруг Цуцкиа запищала что есть силы и рванулась. Наверное, кошка прижала её. Хатавела обнюхала мышку и повела ушками. Мы смотрели на них затаив дыхание. Хатавела стала лизать Цуцкиа шершавым языком, а Цуцкиа пищала.
Мы не вытерпели и вскочили. Кошка выпустила из лап мышку и потёрлась об ноги Котэ. В комнату вошёл сначала отец, за ним вошла мама. Отец улыбался.
— Мама, Хатавела спасла нашу мышку, — говорила я и прижималась к маме.
— Принесите тёплого молока этой несчастной, — сказала мама, — а вы скорее оденьтесь, не то простудитесь. Действительно чудо! И как только тебе это удалось? — спросила она отца.
— Вышло по-папиному, а не по Брему, — сказала я Котэ.
Тот развёл руками:
— Какой-то фокус, да и только.
— Никакого фокуса, — засмеялся отец. — Просто все эти дни я тайком от вас кормил Хатавелу сытной пищей и таким образом подавлял в ней инстинкт нападения, а она за это время успела привыкнуть к Цуцкиа — вот вам и весь фокус.
Котэ принёс молоко в блюдечке и поставил на пол. Цуцкиа подошла к блюдцу, потом оглянулась на кошку — будто приглашала. Хатавела подошла к ней, и обе вмиг вылакали молоко. Хатавела довольная ходила по комнате. Цуцкиа же бегала, обнюхала все углы, потом уселась на нижней перекладине стула. Кошка подошла, села рядом, и снова послышалось спокойное мурлыканье: Цуцкиа будто что-то шепнула, кошка насторожила одно ухо и встряхнулась. Потом обе притихли.
С корзиной в руке в комнату вошёл отец. Посмотрел с умилением на спящих зверьков и сказал:
— Если сильный и слабый умные, они смогут поладить друг с другом. Если по-умному, то всем на этой благословенной земле хватит места и еды!