Выбрать главу

Затем он вынул из корзины котят и сказал:

— Пусть Цуцкиа привыкает и к котятам!..

— По-папиному вышло! По-папиному вышло, а не по Брему! — сказала я и затанцевала на месте.

Котэ улыбнулся и поднял руки вверх: сдаюсь, мол.

Гномики

Папа с мамой хорошо поют. Иногда с ними поёт и Котэ. Тогда у папы разгораются глаза, он сажает меня к себе на колени, и я про себя подпеваю ему. Не хочу вслух, чтобы мешать — у него сильный и красивый голос.

Когда я остаюсь с мамой вдвоём, она учит меня петь.

Я не люблю петь при гостях. Если начинают меня просить, я хмурюсь и отнекиваюсь. «Не каждый может петь на людях», — говорил отец, оправдывая меня. За это я его люблю ещё сильнее.

Ещё меня мама учила вышивать. Когда вышиваешь, хорошо думается и становится вокруг так уютно, что даже разговаривать не хочется. Поэтому мы рукодельничаем с мамой молча. Так, перекинемся двумя-тремя словами, и опять тишина.

В детской висел холст, вышитый мамой, на нём большие красные грибы в белую крапинку. Один гриб — домик с дверью и окнами. Из трубы идёт дым. Рядом с грибом-домиком стояло дерево. Под деревом на бревне сидел гном и курил трубку. Второй гном прислонился к дереву, третий в руках держал топор. Позади возвышался лес. Между деревьями в густой траве виднелись грибы в красных шапочках. Около лужи, выпучив глаза, сидели лягушки.

Вышитый коврик мама прикрепила над моей кроватью. И тем самым лишила меня спокойствия. Какие только чудеса не вытворяла я вместе с гномами в своём воображении: то мы ходили в лес за грибами, то собирали дрова, то отбивались от зверей. Возвращаясь в домик-гриб, я прибирала в нём, а иногда переставляла вещи — каждый раз по-новому.

Однажды Котэ достал с полки «Путешествие Гулливера». С того дня я даже на уроках думала о лилипутах. В школе на перемене я рассказывала о них своим подружкам. Девочки слушали меня как заворожённые. Так увлекалась, так ярко представляла всё, о чём рассказывала, что и сама начала верить во всё происходящее…

— Этой ночью подошёл ко мне старший гном, — говорила я, — и попросил пойти с ним в лес. Оказывается, в лесу живёт чудовище, и то чудовище похитило сестру гномов. Я взяла отцовское ружьё, повесила на пояс кинжал и пошла вслед за ними.

Идём это мы, идём и вот подходим к огромному замку. У замка вместо двери была огромная каменная глыба, с обеих сторон сидели лягушки-великаны и щёлкали страшными пастями. Как увидели нас, выпучили глаза, раскрыли пасти и собрались проглотить нас, но я не растерялась, выстрелила и убила их. Каменная глыба отвалилась сама, и из замка появились две лягушки поменьше. Я выхватила кинжал, но они стали умолять меня пощадить их:

«Не убивай нас, и мы выполним твоё желание».

«Вы должны спасти от чудовища сестру гномов», — приказала я.

«В этом деле может помочь только Гулливер», — сказала одна лягушка.

Я быстро побежала домой за Гулливером и всё ему рассказала.

Гулливер был такой большой, что я еле доставала до его колен. Великан посадил меня на руку и бегом пустился к замку. В замке был страшный переполох. Несчастные гномы прижались к стене. Лягушки защищали их от огромных ос. Из угла выполз мохнатый паук, в глазах у него горел огонь. Гулливер ногой разорвал паутину. Паук упал, а Гулливер раздавил его своими огромными башмаками. Потом приказал лягушкам показать путь к комнате, в которой чудовище заточило сестру гномов. Лягушки, прыгая, показывали нам дорогу. Мы подошли к красной двери. На двери была нарисована молния. Одна лягушка сказала:

«Кто рукой откроет дверь, того эта молния убьёт!..»

Гулливер засмеялся и толкнул дверь ногой.

В комнате, украшенной золотом и алмазами, в кресле, обитом розовой парчой, сидела крохотная девочка со светло-золотистыми волосами. На ней было красивое платье, а в волосах была маленькая роза. Гулливер спустил меня на пол и подал знак, чтобы я взяла девочку за руку; я с радостью обняла её и повела прочь…

— А потом проснулась! — крикнул кто-то из мальчишек, но получил затрещину и замолчал.

Все слушали затаив дыхание.

— Только мы подошли к двери, как послышался страшный рёв. На пороге показалось зелёное чудовище. Пламя вылетало из его рта и глаз. Десять голов качались на длинных шеях. Гулливер спрятал нас всех за дверью и сам пошёл бесстрашно на чудовище. Падали головы чудовища одна за другой, но прежде чем Гулливер отрубил последнюю голову, чудовище успело брызнуть на него ядом. Как только обезглавленное страшилище упало на землю, страшно извиваясь, упал и Гулливер. Мы испугались и подбежали к Гулливеру, он лежал на полу без движения. Сестра гномов расплакалась. Я стала искать лягушек. Они в страхе попрятались кто где. Я попросила их помочь нам. Одна лягушка подпрыгнула и сказала: