— Надо было еще подождать.
Мы взяли машину Харба, купили несколько чизбургеров в придорожном заведении и съели их уже у меня в кабинете. Я позвонила в наш отдел улик, и Билл оказался лишь необычайно рад возможности самому принести видеокассету от камеры наблюдения из первого магазина.
— Я слышал, теперь ты свободная женщина, куколка, — оскалился он, демонстрируя строй неестественно белых зубных протезов.
— Я не свободна, но мои ставки умеренны.
— Ну, сколько стоит… скажем, три с половиной минуты?
— Речь не о деньгах. Тебе придется договариваться с моим коммерческим директором.
— Можешь получить ее за два бакса, — обронил Харб. — Включая мои комиссионные.
Билл ухмыльнулся порочной ухмылочкой, и я с изумлением увидела, как этот шестидесятивосьмилетний сатир двинулся ко мне развинченной походкой моряка. При этом кости у него скрипели.
— К сожалению, — вклинилась я, прежде чем он успел воспользоваться этой возможностью, — налогоплательщики требуют моего времени в первую очередь.
— Ты динамистка, Джек, только аппетит распаляешь у старика, а потом от ворот поворот.
Он ущипнул меня за щеку и вышел из комнаты. Я повернулась к Харбу:
— Спасибо тебе, что насплетничал Биллу о моей нынешней доступности.
— Это тебе месть за то, что натравила на меня фэбээровцев. Хочешь последний чизбургер?
Я покачала головой и вставила в плейер видеокассету. Как и ожидалось, качество оказалось никудышным. Пленка была черно-белой, с крупным зерном от частой перезаписи — ее явно использовали не одну сотню раз; да и запись велась на огромной скорости, так чтобы на одной шестичасовой кассете мог уместиться целый день.
В левом верхнем углу кадра значилось время записи; я перемотала ее на 18.00 и включила просмотр.
И вот вам пожалуйста: в 18.42 в магазин вошел некий юноша, направился прямиком к полке с журналами, а затем вдруг упал на пол и принялся сотрясаться, как лист на ветру. Два других покупателя вместе со служащим подбежали к нему посмотреть, в чем дело.
Припадок длился почти две минуты, а рапидом на кассете занял секунд двадцать. Затем парень встал и опустив голову, покинул магазин, избегая смотреть в объектив камеры — причем делал это очень умело, имея несомненный опыт.
— Если это настоящий припадок, то я балерина, — сказал Бенедикт.
Я отогнала возникший у меня мысленный образ Харба в балетном трико и перезапустила кассету уже на малой скорости, так, чтобы она больше соответствовала реальному времени. В качестве вещественного доказательства кассета была практически непригодна — настолько скверным было качество изображения. Я вынула ее из плейера и поставила вместо нее кассету из второго, сегодняшнего, магазина, надеясь, что у той качество окажется получше.
Иногда мечты сбываются.
На сей раз пленка оказалась цветная, кристально ясная. В отличие от раздражающего перескакивания туда-сюда предыдущей пленки здесь для записи были использованы целых четыре камеры, в четырех разных частях торгового зала, поэтому картинка была поделена на четверти.
— Это уже больше похоже на дело, — сказал Харб.
Я перемотала на то место, где парень вошел в магазин, и поганец предоставил нам свое превосходное изображение анфас. Потом он переместился от одного экрана к другому, и мы имели возможность наблюдать, как он сунул что-то в рот и повалился наземь в знакомых конвульсиях.
— Он как будто что-то отхаркивает.
— Алказельцер. Старый трюк: создается впечатление, что у человека изо рта идет пена.
— Давай позовем сюда каких-нибудь патрульных, пусть тоже поглядят.
Бенедикт сел на телефон и согнал к нам в комнату с полдюжины дежурных полицейских. Они набились в мой кабинет и тоже просмотрели видеозапись. Никто не узнал мальчишку.
— Очевидно, этот прием он уже использовал прежде, — сказала я. — Скорее всего магазинные кражи; может быть, для отвлечения внимания, пока его сообщник скрывается с украденным товаром. Поспрашивайте вокруг, узнайте, не слышал ли кто о мелком воришке, который симулирует эпилептические припадки.
После того как они ушли, позвонил из приемной дежурный сержант и сообщил, что теперь у него есть набросок портрета нашего подозреваемого. Составной портрет был выполнен по описанию, который дали нам Стив, фармацевт, и Флойд, брокер костоломного бизнеса. Харб с готовностью отправился за ним на первый этаж, поскольку кофейные автоматы находились как раз по дороге. Я зарядила видеопленку с первого места преступления и заново просмотрела ее на предмет обнаружения зевак с фотокамерами. Ничего.
Через несколько минут вернулся Бенедикт, без съестного, но с усами, предательски вымазанными шоколадом. Он вручил мне карандашный набросок — достаточно неопределенный, чтобы походить на всех белых мужчин средних лет одновременно. Разве что глаза были посажены друг к другу ближе обычного да голова имела слегка треугольную форму, что придавало преступнику сходство с крысой. Но при слабом освещении, да еще после пары выпитых порций, изображение вполне могло сойти за портрет Дона или Фина и даже половины членов моей специальной оперативной группы. Нам удалось исключить разве что Харба, потому что лицо на портрете было вытянутым.
Зазвонил телефон, и Бенедикт великодушно снял для меня трубку.
— Это Бейнс, — сообщил он, повесив трубку всего через несколько секунд после того, как поднес к уху. — Он требует тебя к себе, как только выдастся свободный момент.
Я встала, потянулась и тут же сморщилась, потому что разом ожили все мои боли, тупые и острые. Вероятно, капитан хотел обсудить вчерашнюю драку, а может, наши успехи в нынешнем расследовании, или негостеприимный прием, оказанный мной фэбээровцам, или мои несанкционированные задержки на работе, а может, просто сообщить, что ему нравится мой наряд.
Я оказалась права по четырем пунктам из пяти.
— Присядьте, Джек.
Я села напротив него, по другую сторону его стола. Капитан Стивен Бейнс был невысоким, плотно сбитым человеком, десятью годами старше меня и имел шевелюру, выглядевшую несколько ненатурально, поскольку в ней не было седины, тогда как в усах она была. Он оторвал глаза от лежавшей перед ним бумаги и, сдвинув на лоб очки, посмотрел на меня.
— У вас не было при себе оружия прошлой ночью.
— Я знаю. Возможно, это было и к лучшему, потому что, будь у меня при себе пистолет, я могла бы застрелить одного или больше.
— Отныне все время носите его при себе. Похоже, этот тип за вами охотится.
Я согласно кивнула.
— Расскажите мне об этой второй жертве.
Я подробно изложила ему суть дела, а он время от времени задавал уточняющие вопросы.
— Нажим на нас возрастает, — произнес он, когда я закончила. — И в департаменте полиции, и в ведомстве мэра хотят, чтобы дело было передано ФБР.
Я скорчила гримасу.
— Мы не испытываем нехватки в живой силе или других ресурсах. Единственное, чего нам не хватает, — это зацепок, потому что этот негодяй не оставляет никаких следов.
— Вот поэтому я и отказался. Но после тех пинков, что сегодня надавали нам СМИ, уже недолго осталось ждать, пока у меня отберут мои полномочия. Если вы хотите сохранить это дело за собой, Джек, вам придется накопать побольше данных, чтобы двигаться дальше.
— Мы сейчас как раз занимаемся второй жертвой. Возможно, удастся установить ее личность.
— Дважды подстрахуйтесь.
Я поняла, что он хочет сказать. В 99,9 процента случаев дел об убийстве преступник знаком со своей жертвой, и связь между ними может быть установлена. Но Пряничный человек мог похищать женщин наугад, произвольно. Если так, то даже установленная личность жертвы не поможет в поимке преступника.
— Есть какие-нибудь соображения, что он имел в виду в той записке, говоря, что оставляет для вас подарок, который глубоко запрятан?
— Нет. Возможно, еще одна жертва? Но нет, он их не прячет, он любит выставлять их напоказ, оставляет в общественных местах. Может быть…