Наступает время обеденного перерыва, и желудок начинает бурчать, требуя пищи. К сожалению, он не планировал долго сидеть в засаде, не то захватил бы что-то перекусить. В холодильнике фургона есть мороженое, но мороженое он терпеть не может. Что, если выскочить на секунду, перехватить чего-нибудь в ближайшей…
В это время седан, объект ею слежки, трогается с места. Джек куда-то намылилась. Он заводит мотор и движемся следом, вынужденный держаться ближе, чем сегодня ночью, потому что машин на улицах больше. Один раз он даже теряет их на светофоре, но они продолжают ехать по той же самой улице, поэтому удается снова их засечь.
Пунктом назначения оказывается ресторан «У Джимми Вонга», на Уобаш-стрит. Неужто Джек со своим жирным напарником приехали сюда на перекус. Он останавливает машину рядом с автобусной остановкой и ждет.
Проходит час. Он чуть-чуть приоткрывает дверцу машины и мочится через щель прямо на улицу. Съедает порцию фруктового льда. Прижигает себе грудь. Потом принимается думать о том, как заполучит Джек в свое безраздельное пользование и будет медленно расправляться с ней, поддерживая в ней жизнь. Как она будет умирать в течение нескольких дней. Джек — это человек, ближе всех подошедший к его постижению. Завладеть полностью ее вниманием было бы так сладостно.
Он знает, что за это Джек просто-напросто расплатиться своей жизнью.
Но вот наконец Джек выходит из ресторана — и не с Харбом Бенедиктом, а с каким-то другим мужиком. Они обмениваются рукопожатием, и она вроде бы шутливо чмокает его в щеку. Друг? Любовник? Брат?
Существует только один способ это установить.
Расставшись с ней, мужчина шагает прочь. Чарлз трогается с места и на протяжении квартала следует за ним.
— Послушай, друг! — Он подъезжает поближе и опускает стекло, по-прежнему сжимая в кармане шприц. — Я малость заплутал. Не мог бы ты подсказать мне, как добраться до Белмонта?
Глава 32
Я осталась довольна собой. Одним махом я окончательно расплевалась с Доном и познакомилась с интересным и привлекательным мужчиной, который подходил мне куда больше. Даже язвительные подкалывания со стороны Харба по возвращении в участок не могли испортить моего настроения.
— Не за что. Всегда к вашим услугам.
— Что это с тобой?
— Помнится, это я отправлял тебя в «Ленч вдвоем». Твое «спасибо» не должно быть формальным. Можешь выразить мне благодарность в форме подарка.
— Не съедобного ли, случаем?
— По счастливой случайности у меня в кармане как раз лежит меню из «Марио-пиццы».
Бенедикт вручил мне меню, сопроводив это указаниями, какую именно начинку он предпочел бы видеть в своем итальянском пироге. Я с изумлением узнала, что вкусы у него самые разнообразные.
Нам еще предстояло получить официальные заключения по третьей жертве. Подразделение судмедэкспертизы произвело беглый осмотр на месте страшной находки и сделало ряд выводов. Жертва была белой женщиной, возрастом примерно от двадцати восьми до тридцати пяти лет, светловолосой, с голубыми глазами, рост, судя по длине бедра, пять футов четыре — пять футов шесть дюймов. По мнению Максуэдла Хьюза, тело было разрублено на части чем-то вроде меча или ножа с большим лезвием. Судя по всему, расчленение было целиком произведено уже после наступления смерти. Кисть правой руки отсутствовала, как недоставало и вообще значительного количества органической ткани.
Причина смерти была пока не установлена. На голове имелась довольно большая ссадина вследствие удара тяжелым предметом. Была также ножевая рана в верхней части левой ляжки, и все мы могли догадаться о ее содержимом.
Помимо этого, было мало признаков, роднящих ее с предыдущими жертвами. Да, имелись отметины от каких-то веревок на запястьях и лодыжках, но на теле отсутствовали следы пыток. Кроме того, другие тела не подвергались подобному расчленению. Способ избавления от тела был тоже иной. Убийца полностью сменил свой модус операнди. Важнейшим, так сказать, на миллион долларов, вопросом был вопрос «Почему?».
Мои сосредоточенные раздумья были прерваны стуком в дверь. Вошел маленький, худощавый человечек, в красном галстуке-бабочке и вязаном жилете ему в тон. У него были светлые волосы, искусно разложенные на овальном черепе. Крохотные глазки визуально искажались толстыми стеклами очков, а на верхней губе, словно недоеденная ниточка макарон, притаились жидкие усики.
— Детектив Дэниелс? — вопросил он.
— Лейтенант. А это детектив Харб Бенедикт.
Незнакомец вошел в кабинет, хотя мы его совсем не приглашали.
— Я доктор Фрэнсис Малруни.
— Мои поздравления, — сказала я.
Он продолжал стоять, видимо, ожидая чего-то большего.
— Вы почерковед, что ли?
Он утвердительно улыбнулся. Я сдержала аплодисменты и сняла трубку телефона.
— Алло, Билл? Не пришлешь кого-нибудь с записками, что были на Джейн Доу? Спасибо.
Я сделала Фрэнсису приглашающий жест, чтобы он садился, а Харб передвинул свою тушу, давая ему место у стола.
— На текущий момент расследования мы…
Малруни выставил руку ладонью вперед:
— Ничего мне не говорите. Я не хочу ничего знать до тех пор, пока не увижу образцы. Предварительная информация могла бы повлиять на мое суждение.
Я скосила глаза на Харба. Тот одновременно выразительно покосился на меня. Не хватало нам ФБР — теперь еще и это. Оставалось только удариться в мистику и пригласить еще и френолога?
— Работать с полицией всегда так увлекательно, — ухмыльнулся Малруни, демонстрируя ряд неровных зубов. — Это дело о подлоге, да? О нет, ничего не отвечайте. Мне хотелось бы взглянуть самому. Посмотрим, сумею ли я сам определить. Фальсификации меня завораживают и восхищают. Видите ли, почерк — это как отпечатки пальцев. В природе не существует двух одинаковых образцов. Но это также и окно в мозг, с помощью которого можно оценивать и осмысливать язык. К примеру, ваша личная подпись меняется в состоянии стресса или если у вас проблемы с психикой. Так все-таки это дело о фальсификации?
Вошел патрульный с запрошенными записками. Первые две были упакованы в целлофан, каждая густо заляпана засохшей кровью. Третья была вложена в старую энциклопедию.
— Мы храним это в книге, в холодильнике, — пояснила я Малруни. — Холод забирает влагу, не разрушая сами физические улики. Если позволить крови высыхать естественным образом, бумага начнет гнить.
Кровь отлила от лица Малруни, отчего его тонкие светлые усики сделались полупрозрачными.
— Простите, я сейчас, — пробормотал он и, вскочив, метнулся к двери. Патрульный, пожав плечами, вышел вслед за ним.
— Как думаешь, он вернется? — спросил Харб.
— К сожалению.
Прибыла заказанная пицца, и Бенедикт набросился на нее со свирепостью, часто наблюдаемой в телепрограммах из жизни хищников.
— У тебя язык не болит?
— Уже не так, как раньше. Я думаю, постоянная тренировка ускорила процесс заживления. Может, это сработает и в случае с твоей ногой.
Бенедикт предложил мне ломтик, на котором было нагромождено столько начинки, что она грозила обрушиться. Я отклонила предложение, употребив взамен аспиринчику.
Вновь появился наш гость-графолог, причем его причудливая самоуверенность сменилась серьезностью.
— Извините. — Он провел рукой по губам. — Когда мне позвонили, то не сказали, что именно предстоит анализировать. Это дело Пряничного человека?
— Да.
Он опять уселся на свое место, стараясь не смотреть на Харба, жадно поглощающего пиццу.
— Я читал об этом. Ужасно. Если позволите…
Я протянула ему первые записки, а также фотокопию той, что была адресована газете, — оригинал по-прежнему находился в лаборатории. Малруни надел пару белых хлопчатобумажных перчаток. Из жилетного кармана он достал кожаный футляр.
— Можно мне вынуть их из целлофана?