Итак, я рассчитывала на свои внешние данные и на похотливую натуру самца породы мужик. А уж врагов у этих самых «карточных игроков» должно быть немало. Причём у каждого. В этом я опять же не сомневалась. Правда, на время придётся свернуть свою модельную деятельность, но ничего, денежки у меня на чёрный день припасены, да и родной братик, если что, в беде не оставит. И ещё есть кое-какие личности, которые мне могут согласиться помочь… За красивые глаза. Ну и не только за них, конечно.
На мгновение у меня возникла мысль подключить к делу родную милицию, но я быстро отвергла эту идею. Во-первых, любой из тех, кому Волошин мог меня потенциально проиграть, в состоянии с потрохами закупить всех наших стражей правопорядка. У ментов — зарплата от государства, у Вахтанга Георгиевича и Геннадия Павловича — твёрдая валюта. А во-вторых, среди милиционеров у меня не было надёжных знакомых. Нет, имелся один… Но он не подойдёт.
Этот самый подполкаш проживал с моим предыдущим в одном подъезде, и познакомились мы все при весьма любопытных обстоятельствах. Подполковник Суравейкин отмечал что-то с приятелем в своей машине, стоявшей прямо за «запасной» машиной Сергея «Вольво-850», прямо у нас под окнами. Потом подполковник решил куда-то поехать и стал выруливать из-за «вольво».
Догадываетесь о результате. Я выскочила на улицу, помятуя о том, как Сергей любил свои драгоценные тачки, и сообщила Суравейкину, что сейчас вызвоню своего, чтобы они там между собой договорились, как положено. Суравейкин с красной рожей выполз из своей колымаги («Жигули» шестой модели), выпятил грудь и стал громогласно информировать меня о том, «кто он, а кто я». Я не растерялась, запомнила номер, ретировалась к квартиру, позвонила своему, он, в свою очередь, — кому-то там в ГАИ. Суравейкин выехал из-за дома как раз к встречающим его коллегам, правда, по пути успел врезаться в мою любимую «Оку».
Как из порядка двадцати машин, стоявших у нашего дома, он выбрал именно принадлежавшую мне, остаётся до сих пор великой тайной.
Сергей вечером был злой как черт. Звонок Суравейкину отложил до следующего дня, чтобы тот успел протрезветь. Я все-таки опасалась, что у нас ничего не выйдет — в смысле, получить компенсацию за испорченные машины. Как-то я с детства приучена с милицией не связываться. Но мой предыдущий не сомневался в успехе.
— Заплатит, — заверил меня он, а потом мечтательно спросил:
— Ты знаешь, на что человек может смотреть долго?
Я не знала. Я ни на что не могу. Предполагаю, что мужики могут на меня.
Нет, не могут, им не сдержаться, штаны разрываются. А поэтому тянут в койку.
Оказалось, что на воду, огонь и на то, как другой работает. Мечтой Сергея было заставить Степана Трофимовича заняться ремонтом лично и прямо у нас под окнами. Это доставило бы Серёже неслыханное удовольствие. Правда, когда на следующий день он позвонил подполковнику и представился хозяином всех машин, в которые господин Суравейкин вчера врезался, тот, видимо, в свою очередь наведя справки о соседе, тут же заявил, что ремонт будет произведён в кратчайшие сроки в его гараже. Что и было сделано. Догадываюсь, что не руками Степана Трофимовича. Потом Сергей с подполковником дружно напились у нас дома.
Суравейкин не сводил с меня сального взгляда. Жена его меня возненавидела с первой нашей встречи. Но я её прощаю: её можно понять, если посмотреть вначале на неё, а потом на меня. Или наоборот. Да и вообще бабы меня не любят.
В общем, я решила не обращаться к Суравейкину. Возможности его явно ниже волошинских (как и других партеров Олега по карточной игре). Может, конечно, он что-то и сделает для меня (чтобы хотя бы разок трахнуть), но полную защиту обеспечить не сможет. Требовалось думать дальше.
Оставались представители других органов. У меня имелся знакомый в ФСБ.
Вернее, он раньше был в КГБ, а теперь вроде бы трудился внештатным сотрудником, то ли в ФСБ, то ли ещё где… Он упоминал что-то, но я особо не прислушивалась.
Да и после всех переименований и реорганизаций КГБ сами чекисты, как мне говорили, не всегда знают поутру, как зовётся родная «контора». Куда уж мне, бедной девочке. Александру Петровичу Никитину было лет пятьдесят. Видов он на меня никаких не имел (видимо, в виду девальвации ряда мужских достоинств — другого объяснения найти не могу), но относился хорошо. Можно сказать, по-отечески. Жил дядя Саша один, на два этажа выше меня по месту прописки, в такой же однокомнатной квартире.