Благополучно миновав пункты проверки, мы начали на малой скорости проезжать главные улицы, в надежде максимально приблизиться к источнику. Хотя по дороге к городу, я достаточно хорошо изучил его план, и схему улиц, из-за завалов и разрушений, мне постоянно приходилось заглядывать в него снова, благо что, голограмма, возникавшая передо мной, была видна только мне. И вот, наконец, мы нашли квадрат, в котором источник испускал самый сильный сигнал, какой только был для него возможен. Расшифровать его мы не смогли, Ржавый, сказал, что это было повторение бессмысленного набора символов.
В этом квадрате находился жилой квартал, по большей части разрушенный и с виду уже пустой, несколько взорванных и сгоревших грузовиков, и трехэтажное здание не то какого-то заводика, не то типографии. За этим зданием находилась небольшая площадка, видимо некогда имевшая отношение к этому предприятию. Площадка была огорожена с одной стороны развалившимся забором, а вдоль него, за оборонительным рвом, протекала грязная речушка, непонятного происхождения. Возле забора я заметил движение, и поэтому тут же заехал на территорию этого предприятия спешился и припарковал мотоцикл рядом. На площадке перед зданием были разведены костры, и так как было еще раннее утро, те редкие гражданские, которые не спали, грелись уже возле костров. Двое мальчишек, только завидев заезжающий блестящий мотоцикл, тут же кинулись ко мне, и остались рядом с Ржавым, восхищенно и бурно обсуждая его. От костра так же привстали и подошли ко мне два солдата. И хотя я их прямо не спросил, они отрапортовали, что многие выжившие горожане из соседнего квартала перебрались в здание обувной фабрики, и уже как две недели обживаются здесь, а они сами назначены были местной комендатурой, чтобы следить за порядком. Я кивнул и слегка поежился, как бы от холода. Один солдат предложил мне подойти к костру погреться. Я еще раз кивнул, на этот раз одобрительно, и пошел к огню вместе с солдатами. Присев на какой-то ящик, который любезно подставил один из солдат, я снял перчатки и протянул ладони к огню. Солдат постарше предложил мне свою чашку, из которой шел плотный пар. Я взял ее в руки и в нос ударил сильнейший аромат горячего кофе. С виду сухо, а в душе очень искренне я поблагодарил солдата и спросил еще раз его имя.
- Мартин, - сказал он.
- Откуда Вы, Мартин, из каких мест? - поинтересовался я. Он ответил и, покопавшись в грудном кармане мундира, протянул мне фото, на котором были запечатлены молодая женщина в окружении трех сыновей. Я похвалил его и пожелал ему, чтобы он поскорее увиделся со своей семьей... Ощущая тепло чашки и костра в такое морозное утро, я даже закрыл глаза, делая вид, что не замечаю пристальный взгляд солдат. Не поднимая век, я спросил:
- Не создают ли местные проблем?.
Рядовой помоложе, кажется, он назвался Генрихом, ответил, что пару недель назад, еще были большие диверсии со стороны горожан, но потом приехали отряды гестапо, и в городе стало спокойно. Я спросил о машинах, подбитых неподалеку, и разрушенных многоэтажных зданиях в квартале.
- Это так горожане постарались здесь все разрушить?
Мартин ответил:
- Машины подбили диверсанты, а потом когда скрылись в домах, ребята из гестапо выкуривали их, поэтому пришлось сжечь тут все...
А второй солдат добавил:
- Теперь тут тишина, и остались только вот такие красавицы, - он показал в сторону двери фабрики, из которой выходили женщины. Возможно из-за шума въезжающего мотоцикла, а возможно по своим причинам, некоторые люди стали выбираться во двор, кто-то с чайниками шел к костру, кто-то шел с бельем к речушке, некоторые просто выходили погреться у огня. Я стал внимательно разглядывать горожан. Потом, всматриваться в окна, за ними тоже было много народа. В окнах стояли в основном пожилые и очень изможденные люди, отрешенно наблюдавшие за теми, кто был на улице...
В истории человечества, Вторая Мировая Война 20 века будет называться самой бессмысленной, глупой и кровожадной войной... Вспомнилось обучение. Мне было лет двенадцать. Я с другими курсантами проходил некоторые дисциплины на Земле, часть теоретической программы включала в себя посещение музеев, исторических памятных мест, знакомство с выдающимися достопримечательностями планеты.
В тот день мы прилетели в Лувр, экскурсию проводил старенький и очень подвижный индус. Его возраст было сложно определить, но казалось что ему уже несколько веков. В лице читалась гордость за свою работу, и он всячески, невзирая на бесконечную ветхость, старался держать осанку, присущую всем офицерам старого времени.