— Положу сумку в стенной шкаф. Чтобы с самого начала все было на своем месте.
Эстебан хлопнул Джантиффа по плечу:
— Эй, Скорлетта! Твоему напарнику цены нет!
— Я же сказала — как-нибудь уживемся.
Пока они шли по коридору, Джантифф спросил:
— А что случилось с вашим прежним сожителем?
— С сожительницей. Понятия не имею. В один прекрасный день ушла и не вернулась.
— Удивительно!
— Надо полагать. Чужая душа — потемки. А вот и столовка.
Они зашли в просторный длинный зал с рядами столов и скамей, уже заполненный галдящими жильцами 19-го этажа. Дежурный пробил номера их квартир в регистрационной карточке. Получив подносы с крышками из окна раздаточного устройства, трое уселись за стол и сняли крышки — каждый поднос содержал те же три блюда, что Джантиффу намедни подали в «Приюте путешественника». Даже порции были того же размера.
Скорлетта отложила брикет всячины:
— Пора собирать на следующую выпивку.
Скорчив насмешливую гримасу сожаления, Эстебан сделал то же самое:
— На пойло не жалко!
— А вот и мой вклад! — сказал Джантифф. — Возьмите, я настаиваю.
Скорлетта забрала три брикета:
— Пойду, спрячу. Будем считать, что мы их съели.
Эстебан вскочил:
— Превосходная идея! Давай, я отнесу, мне нетрудно.
— Не говори глупостей, — огрызнулась Скорлетта. — Здесь всего два шага.
Эстебан смеялся:
— Смотри, какая прямая! Ну, пошли вместе.
Озадаченный Джантифф переводил взгляд с одной на другого:
— У вас так принято? В таком случае я тоже пойду.
Эстебан вздохнул, покачал головой:
— Конечно, нет. Скорлетта дурью мается... Не будем возвращаться, и все.
Скорлетта пожала плечами:
— Как хочешь.
Джантифф примирительно сказал:
— Пусть всячина полежит здесь, мы ее не тронем — ведь вы не слишком голодны? А по пути на улицу занесем ее в квартиру.
— Конечно, — согласился Эстебан. — Самое справедливое решение.
Внезапные услужливость и уступчивость Эстебана показались Джантиффу чрезмерными.
— Заткнитесь и ешьте! — приказала Скорлетта.
Они обедали молча. Джантифф с интересом наблюдал за другими жильцами. Никто не скрытничал, никто не пытался не попадаться на глаза — каждый, по-видимому, был хорошо знаком с остальными. Аррабины весело перекликались из конца в конец столовки, обмениваясь приветствиями, шутками, намеками на какие-то вечеринки и представления, насмешками над общими знакомыми. Стройная девушка с тонкими золотисто-медовыми волосами задержалась около Скорлетты и что-то прошептала той на ухо, украдкой бросив многозначительный взгляд на Джантиффа. Скорлетта мрачно расхохоталась:
— Не валяй дурака! Ишь, чего выдумала!
Девушка присоединилась к друзьям за соседним столом. Ее грациозно-округлые формы, миловидная физиономия и нахальная непосредственность вызвали у Джантиффа укол щемящего влечения, но он не решился что-нибудь сказать.
Скорлетта не преминула заметить направление его взгляда:
— Это Кедида. Старый пердун напротив — Сарп, ее сожитель. Он десять раз на дню норовит затащить ее в постель, что не очень-то удобно. В конце концов, сожителей мы не выбираем, а любовников высматриваем сами, что не одно и то же. Она мне предложила обменять тебя на Сарпа, но я об этом и слышать не хочу. Когда у меня подходящее настроение, Эстебан всегда под рукой — хотя в последнее время не так часто, как хотелось бы.
Джантифф, подбиравший ложкой ускользавшие кусочки студеля, предпочел никак не комментировать полученное сообщение.
Покинув трапезную, все трое вернулись в квартиру Д-18. Скорлетта спрятала три брикета всячины и повернулась к Джантиффу:
— Ну что, пошли?
— Я все думаю — брать с собой камеру или нет? Моя родня просила присылать побольше фотографий.
— Не в этот раз, — посоветовал Эстебан. — Погоди, пока не разберешься, что к чему. Когда узнаешь, откуда и что снимать, получатся потрясающие снимки! Кроме того, ты еще не научился иметь дело со свистом.
— Со свистом? Это как понимать?
— С воровством, проще говоря. В Аррабусе свистунов видимо-невидимо. Разве тебе не говорили?
Джантифф покачал головой:
— Не совсем понимаю, зачем у кого-то что-то тащить в условиях полного равенства?
Эстебан расхохотался:
— Экспроприация — основа эгализма! Не свистнешь — не сравняешься. Когда всё, что плохо лежит, мигом исчезает, накопление материальных благ в одних руках становится невозможным. В Аррабусе мы делимся всем, что у нас есть — со всеми и поровну.
— Не вижу здесь никакой логики, — пожаловался Джантифф, но Эстебан и Скорлетта не проявили стремления к дальнейшему обсуждению социальных парадоксов.