Джантифф смотрел Кедиде в глаза — губы его возмущенно дрожали, подыскивая слова. Но ее лучезарная улыбка заставила его обреченно пожать плечами:
— Я тебя не понимаю.
— Я тебя тоже не понимаю, Джанти, так что мы квиты. Что, если б мы все друг друга понимали? Кому от этого было бы лучше? Гораздо разумнее оставить все, как есть. Пошли, опоздаем!
Через некоторое время Джантифф вернулся к письму:
«... превосходящие все, что наблюдается на других планетах.
По странному стечению обстоятельств я только что провожал приятельницу на стадион, где играли в хуссейд. «Эфталоты» состязались с игроками из команды с труднопроизносимым названием «Дангсготские бравуны», с Каррадасских островов. Меня все еще дрожь пробирает. Хуссейд в Унцибале — не то, что у нас во Фрайнессе. Стадион невероятных размеров заполняет ревущая орда — нет, бесчисленные орды! Рядом еще можно видеть отдельные лица, слышать отдельные голоса, а на расстоянии толпа превращается в смутную плесень, судорожно подергивающуюся рябью.
Играют здесь по стандартным правилам, но с местными вариациями, по-моему, совершенно излишними. Предварительные торжественные церемонии замысловаты и продолжительны — в конце концов, свободного времени у зрителей хоть отбавляй! Игроки — в роскошных костюмах, их представляют по одному. Как я уже упомянул, аррабинов среди них нет. Каждый игрок выходит из строя и демонстрирует мускулатуру в ритуальных позах. Шерли появляются на противоположных концах поля и восходят по лестницам в «цитадели» (действительно напоминающие миниатюрные крепости), пока пара оркестров играет «Славу девственницам-шерлям». В то же время на поле выкатывают огромное, четырехметровое деревянное изображение каркуна[22]Клаубуса, каковое шерли подчеркнуто игнорируют — по причинам, становящимся очевидными впоследствии. Третий оркестр играет вульгарную, позвякивающую и подвывающую «каркуническую» музыку, контрапунктирующую, а временами и диссонирующую с двумя «Славами». Я заметил, что аррабины, сидевшие рядом, слушали беспокойно и напряженно, вздрагивая от резких диссонансов, но при этом серьезно предвкушая драму с не характерным для них сосредоточением. Шерли все это время неподвижно стоят в «цитаделях», озаренные лучами Двона и не поддающимся описанию психическим ореолом — каждая олицетворяет чары красоты и доблести, но при этом, несомненно, с трепетом спрашивает себя:
— Прославлюсь ли я? Или меня отдадут на растерзание Клаубусу?
Игра продолжается до тех пор, пока одна из команд больше не может платить выкуп, после чего шерль проигравшей команды насилуется Клаубусом самым отвратительным образом, причем ее, совокупляющуюся с деревянной статуей на специальной тележке под аккомпанемент хриплой, лающей музыки, возит вокруг поля запряженная в тележку проигравшая команда. Победителям устраивают роскошный пир, не скупясь на импортную жранину. Зрители испытывают своеобразный катарсис и, повидимому, разряжают внутренние напряжения. Униженная шерль, однако, навсегда теряет привлекательность и достоинство. Она становится неприкасаемой и в отчаянии способна на любые, самые дикие поступки. Как вы теперь понимаете, хуссейд в Унцибале — не развлечение, а мрачный, мучительный спектакль, сенсационно популярный общественный ритуал. Учитывая все сказанное, представляется почти невероятным тот факт, что командам удается без особого труда находить красавиц-шерлей, привлекаемых славой, как ночные мотыльки — пламенем костра.
Аррабины — несомненно извращенный народ, предрасположенный к игре болезненными, патологическими страстями. Например, во время схваток шунков ограждения поля недостаточно высоки и надежны, в связи с чем массивные твари, скачущие и кувыркающиеся в безумной ярости, нередко перепрыгивают барьер и валятся на головы публике. Раздавленные многотонной чешуйчатой тушей, гибнут десятки людей. Стараются ли аррабины поставить ограждения повыше и покрепче? Освобождают ли опасные места в передних рядах? Никогда! Рискуя таким образом, аррабины принимают непосредственное участие в ритуале жизни и смерти. Разумеется, никто не ожидает, что его раздавят или разорвут на клочки, так же как и шерль не ожидает, что ее осквернят и изуродуют. Подлинный триумф себялюбия, миф о торжестве личности над судьбой! Я думаю, что по мере скопления в больших городах люди вовсе не лишаются индивидуальности — совсем наоборот, их самомнение непропорционально раздувается. С этой точки зрения толпы, бесконечной стремниной мчащиеся по Унцибальской магистрали, становятся психическим явлением, выходящим за рамки воображения! Попытайтесь представить себе: ряд за рядом, вереница за вереницей лиц, лиц, лиц, и каждое лицо — неповторимый мир в себе, самодостаточная сущность бытия, пуп Вселенной!
22
Каркуны: в мифологии аластридов — символизирующие демонические страсти существа, ненавидящие человеческий род, но обуреваемые ненасытной похотью.