Нет, если б не Анька, беспременно бы Генка помог бабе Вале пакеты донести!
Но Гена со своей конопатой «импортной» усвистал наверх, на третий этаж, а про бабу Валю и не вспомнил. И сумки ей от этого пустячного невнимания показались еще более тяжелыми. А потому бабка стала подниматься наверх намного медленнее, чем обычно. Когда дошла до площадки между первым и вторым этажами, аж одышку почувствовала. Придерживаясь за перила, остановилась дух перевести.
За спиной вновь скрипнули и хлопнули двойные двери. Баба Валя обернулась и увидела, как в подъезд входит Павел Степанович из 55-й квартиры. Солидный такой, сам из себя видный, хотя и молодой — лет тридцати пяти, не больше. Тоже не бедный — в кожаном пальто, ондатровой шапке, при «дипломате». Кем он работал, бабка не знала и дознаться не могла — никто из жильцов об этом понятия не имел, а семейства у Павла Степановича не имелось, один в двухкомнатной квартире проживал. По внешности он смахивал на большого начальника, которому — по бабкиным отсталым понятиям — на служебной «Волге» надо бы ездить, однако он ездил на скромной «восьмерке». На выходные он куда-то уезжал, хоть зимой, хоть летом. И вообще часто из дому пропадал. Иной раз «восьмерка» на несколько недель исчезала со стоянки, а потом вновь появлялась. Баба Валя, конечно, любопытствовала: дескать, в командировку или в отпуск уезжали, Павел Степанович? На что тот всегда вежливо улыбался и отвечал: «По делам, Валентина Петровна!» А по каким делам, в смысле по служебным или по личным, — понимай как хошь. Но вот чтоб Павел Степанович баб к себе на квартиру водил — не примечала. Впрочем, у него за те три года, что он тут жил, никаких гостей не бывало: ни праздники не отмечал, ни дни рождения. И хмельным его — не то что пьяным, а даже просто чуток выпившим! — ни сама бабка, ни кто другой в доме никогда не видели.
В общем, приличный человек, хотя и со странностями. И вежливый, это не отнимешь. Вот и сейчас, едва вошел в подъезд, сразу же заметил бабу Валю:
— Здравствуйте, Валентина Петровна! Погодите маленько, сейчас поднимусь, помогу вам сумочки донести. Только вот почту гляну…
— Да чего там! Сама справлюсь, не беспокойтесь, Пал Степаныч! — радостно произнесла бабка. — Только отдышусь немного.
Павел стал отпирать ключиком почтовый ящик, куда было засунуто несколько газет. Замок негромко щелкнул, дверца ящика с металлическим скрипом отворилась, жилец из 55-й выдернул свою корреспонденцию и уже собирался подняться на площадку к Валентине Петровне, как вдруг внутренняя дверь подъезда распахнулась и из промежутка между внутренней и внешней дверями выпрыгнула какая-то странная фигура в черном. Двумя руками, как в американском фильме, эта фигура вскинула пистолет, затем что-то не то щелкнуло, не то хлопнуло — может, лишь немного громче, чем замок почтового ящика, — и Павел Степанович, как-то странно споткнувшись, судорожно попытался обернуться. Но не сумел — колени подломились, и он боком повалился на пол.
У бабы Вали горло перехватило от страха. А тот, что стрелял, подскочил к упавшему, навел пистолет на голову — дут! Тело дернулось и тут же застыло. Бряк! — убийца бросил пистолет и стремглав вылетел из двери. А вслед ему из подъезда уже несся истошный вопль Валентины Петровны:
— Ой, матушки! Убили! Убили-и-и!
Киллер бегом проскочил метров двадцать, пересек малоезжую улицу и запрыгнул в распахнутую дверцу неприметного синего «жигуленка», стоявшего с незаглушенным мотором. Там его ждали двое: один за рулем, другой на заднем сиденье. Машина тут же сорвалась с места, свернула направо, в переулок, а затем — в квадратную арку проходного двора.
За аркой снова повернули направо, притормозили у черного хода одного из подъездов.
— Снимай шапку и перчатки! — сказал стрелку тот, что сидел рядом с ним на заднем сиденье. — Сразу, как выйдешь, — кидай в мусорный бак, понял?
— Да… — хрипло отозвался киллер.
— Быстро уходим! — Все трое выскочили в разные дверцы, киллер, не боясь отморозить уши и пальцы, бросил свою шапочку-маску и черные вязаные перчатки в мусорный бак, а затем вся компания, ускоренным шагом проскочив через подъезд с черного хода до парадного, вышла на улицу и не спеша погрузилась в серый «Вольво», тоже стоявший «под парами». За баранкой лениво покуривал еще один молодец. Он медленно тронул с места иномарку, и «Вольво» неторопливо покатил в сторону МКАД.
— Что, страшно, Кося? — спросил тот, кто здесь был за старшего.
— Есть такое дело… — кивнул исполнитель. После того как он снял шапочку-маску, оказалось, что это совсем молодой парень, еще до двадцати не доживший.