Выбрать главу

Обнялись…

Вылез Иван на крышу: по мелколесью поезд идёт, и раскачивает его то в одну, то в другую сторону. Сообразил, что нужно прыгать тогда, когда поезд отклонится в сторону, противоположную предполагаемому прыжку. Выбрал момент – прыгнул… Задохнувшись от удара о землю, немного отлежался, проверил себя: вроде удачно соскочил, кости целы – и в лес…

Шёл ночами, днём прятался, где придётся, – наконец вышел к селу…

Приняла его одна баба, накормила, дала штатскую одежонку, рассказала, что в селе готовят к отправке в Германию партию молодёжи, в том числе дочку местного старосты, через два дня медкомиссия. Иван решил пойти ва-банк: пришёл ночью к старосте и сказал, что спасёт от угона его дочку, если тот поможет ему выйти на партизан. Старосте план Ивана показался приемлемым, да и выбирать было не из чего – согласился…

В день медицинского освидетельствования Иван зашёл в кабинет первым. Разделся – а ноги у него сплошь гнойными язвами покрыты.

-– Что такое? – спрашивает врач.

-– Не знаю, у нас вся деревня этой хворью страдает: очень заразная!

-– А ну-ка пошёл отсюда! – брезгливо отодвинувшись, заорал немец.

Остальных не стали даже осматривать – всех прогнали…

Неделю Иван как сыр в масле катался: не знали куда усадить, чем угостить…

«А вообще-то, – говорил бывший сержант Иван Визитов, – на Украине при немцах жители не слишком-то и бедствовали, да и в партизаны местное население не особо рвалось». Это было для меня новостью – такого в книгах не прочтёшь! Вот это да! Я вопросительно взглянула на Юрку – он утвердительно кивнул: «Да, да, верь ему». Так же он кивал в подтверждение слов Ивана Григорьевича о том, что наши «Катюши» долбали залпами по своим почём зря. Наш гость уточнил, что только ближе к концу войны вышел приказ Верховного по своим не стрелять – домашний эксперт подтвердил и это и назвал дату выхода приказа…

Невыносимо тяжело читать книги и смотреть фильмы о войне: каждый раз я становлюсь больной от жалости и безысходности. Но когда встречаю людей, прошедших через весь этот кромешный ад и сохранивших способность трезво оценивать события тех лет и говорить об этом, я верю им, хотя допускаю, что не всё в их рассказах правда…

Иван Григорьевич рассказывал, глядя перед собой, как будто кинолента его памяти прокручивалась перед его мысленным взором…

* * *

Так же живо и во всех подробностях рассказывал о свой фронтовой судьбе и Иван Иванович Рогинцев, девяностопятилетний ветеран войны, тот самый Иван, которого восьмилетним мальчиком родители привезли на площадку Кузнецкстроя. Биография Ивана Рогинцева так туго вплетена в биографию страны, что не выдернуть и ниточки. Если в 30-м ему было восемь, то в 41-м соответственно девятнадцать, а в 42-м он уже в составе артиллерийского дивизиона, оснащённого новейшими ракетно-миномётными установками «Андрюша» (модификация «Катюши»), участвовал в прорыве ленинградской блокады. Его рассказ об одном эпизоде войны передам с его слов.

Дивизион, сформированный в Москве в ноябре 1942 года, был доставлен к Ленинграду по железной дороге. Техника своим ходом была переправлена в осаждённый город по льду Ладожского озера, а личный состав дивизиона – на утлом судёнышке по воде канала, специально вырубленном во льду. И техника, и люди переправились хоть и с приключениями, но без потерь.

Колонна прошла через разрушенный, заснеженный, полумёртвый город в сторону Колпино и дальше до единственного участка, не попавшего в окружение, – деревни Невская Дубровка. Здесь, на гиблом болоте, нужно было строить огневую позицию. Никакие укрепления создать не представлялось ни малейшей возможности: почва была настолько перенасыщена водой, превратившейся в лёд, что не то что землянок, а даже окопов невозможно было вырыть.

Первое, что увидели здесь бойцы дивизиона и что повергло их шок, – вид брустверов, сооружённых из смёрзшихся трупов: защитники этого бастиона, за неимением окопов, вынуждены были строить для себя такие вот укрепления…

Позицию выбрали в берёзовом, чудом уцелевшем леске, произвели сборку установок, водрузили их (вручную!) на рамы – всего двадцать четыре установки, по четыре ракеты на каждой. Вес ракеты – сто килограммов, поднимали и устанавливали на направляющие рельсы вдвоём, а позже, когда ослабели от голода, – вчетвером.