Ева тоже замерла, как испуганный зверёк, саму себя уже не понимая. Казалось, всё это происходит вообще не с ней.
– Наверное… – он сглотнул, пытаясь выровнять дыхание, усмехнулся, – я сейчас должен извиниться, и сказать, что мне очень жаль, что я не хотел, что не имел права целовать тебя, что повёл себя как наглая похотливая скотина, что обычно я себе такого не позволяю.
Она молчала – ждала, что дальше…
Он мотнул головой, на миг опуская глаза, потом снова вскинул свой серебряный взгляд.
– Но я не скажу этого, Ева. Потому что я хотел! И хочу. И мне не жаль. Я хочу ещё. Это безумие какое-то! Посмотри, у меня руки дрожат! Меня просто как какого-то наркомана от тебя колотит… Я не знаю, что со мной такое. Я не могу устоять. Бред какой-то… Ни к одной женщине меня никогда так не тянуло!
Ева не знала, что сказать. Ведь он сейчас словно озвучил её собственные чувства и мысли. И это было так странно и страшно. Действительно безумие…
Эрих на миг замолчал, кажется, мучительно пытаясь удержать в себе ещё одно признание, но оно всё-таки сорвалось с языка.
– Я сейчас скажу очень странную вещь, Ева… Только не спрашивай, откуда у меня такие мысли! Я и сам не знаю… Я…Чёрт! Ева, я безумно тебя хочу. Вот прямо здесь и сейчас. Я понимаю, что сейчас ты, скорее всего, уйдешь, и правильно сделаешь. Но… мне кажется, я умру на месте, если ты уйдешь. Но дело даже не в этом… Я не просто тебя хочу. Я… тебя… знаю… И люблю! Бред, да… Но мы как будто знакомы тысячу лет. Это даже не любовь с первого взгляда. Мне теперь кажется, что я тебя знал и любил ещё до того, как увидел там в парке. Как ты ловила эти листы бумаги, разлетевшиеся вокруг… И ветер тебя листьями золотыми осыпал, и солнце… лучи солнца…Ты как будто светилась золотым. А я взглянул, и мне словно в ухо кто-то шепнул – ОНА! – его ладонь осторожно скользнула по её щеке, и Ева вздрогнула. – Я знаю, что несу бред, но действительно тебя знаю, и люблю, всё в тебе люблю, всё – от бесконечно прекрасной и удивительной души до самой крохотной родинки на твоём теле! Знаешь, какие мои самые любимые? – его безумный взгляд скользнул вниз, и следом рука мягко спустилась, очерчивая возбуждённо напрягшуюся грудь.
– Одна, как кофейное зёрнышко, вот здесь над правой…
Глаза Евы распахнулись изумлённо, но она по-прежнему зачарованно молчала.
– Другая – вот здесь, на левой лопатке, – вторая рука Эриха приобняла, погладив по спине, и она соскользнула со столешницы, к нему в объятия, хотя ноги по-прежнему едва держали. – Даже не родинка, родимое пятно… Почти что правильный треугольник. В этом месте у тебя спина особенно чувствительная… Стоит туда поцеловать, – голос его стал хриплым, – о… как же это тебя заводит!
Рука Эриха с груди скользнула на её подрагивающий живот, очертила круг…
– И наконец… самые любимые… три крохотные звездочки вот тут, прямо в центре, у пупка… Узор из родинок, тоже почти треугольник… Они мне всегда напоминали созвездие, или скорее хвост кометы…
Он медленно потянул вверх ее блузку, обнажая полоску кожи внизу живота, по-прежнему глядя в глаза, словно ему вниз и смотреть не требовалось. А Ева даже не пыталась остановить его.
Её трясло, как в лихорадке, от каждого прикосновения, и от миллиона мыслей, ураганом вихрившихся в голове. Что это? Розыгрыш? Чья-то шутка? Или он за ней следил? И где же он мог увидеть каждую родинку на её теле.
Блузка поднялась почти до груди. И только тогда он нехотя разорвал их зрительный контакт, медленно опустил глаза и вздрогнул.
А ещё через мгновение просто стёк к неё ногам… Опустился медленно на колени, сжал руками бедра и, потянувшись вперёд, чувственно коснулся губами ее напряжённого животика, целуя поочередно, мягко и нежно, каждую из трёх «звёздочек». Внутри, под его губами, как будто разливалась раскалённая лава, мучительно обжигающая, испепеляющая последние мысли.
Мысли, надо заметить, странные… «А у него шрам на груди, у самого сердца…»
Додумать она не успела. Пальцы Эриха коснулись молнии, через мгновение её джинсы нехотя поползли вниз.
А она лишь застонала, жадно впиваясь в его волосы, ещё влажные после дождя, и сгорая от бесстыдных поцелуев.
От безумной эйфории она очнулась лишь на мгновение, уже в спальне, куда Эрих её незамедлительно утащил, подхватив на руки. Она помогла ему быстрее стянуть неуместную больше серую футболку, рука восхищенно пробежалась по красивым рельефным мышцам, и вдруг замерла…
С левой стороны пальцы Евы нащупали широкий рубец – старый рваный шрам, у самого сердца…
3
Как там у классика? «Скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья…»[1]