Человек стоял возле квартирного бюро – зеленой будки с вечно закрытыми ставнями. Был он, несмотря на жару, одет в темный джинсовый костюм. Его лицо под козырьком синей кепки казалось нездорово-желтым, восковым. Темные очки не пропускали ни лучика и ничего не отражали. И все-таки Сашка поймала его взгляд.
Ей сделалось неприятно.
Отвернувшись и не глядя больше на странного человека, она вошла в подъезд, пропахший поколениями котов и кошек, поднялась на второй этаж и позвонила в черную дерматиновую дверь с жестяным номером «двадцать пять».
Каждое утро они просыпались в четыре, когда соседи, молодая пара, возвращались с дискотеки. Соседи долго ходили взад-вперед по коридору, пили чай, скрипели кроватью и наконец затихали, тогда Сашка с мамой засыпали снова и в следующий раз просыпались в половине восьмого.
Сашка заваривала растворимый кофе. Они с мамой выпивали по чашечке (кухня полна была грязной посуды, молодые соседи всегда очень извинялись за беспорядок, но тарелок все равно не мыли) и шли на пляж. По дороге покупали йогурт в стаканчиках, или теплую кукурузу, обильно усыпанную кристалликами соли, или пирожки с повидлом. Брали на прокат один пластиковый шезлонг, расстилали на нем полотенце и бежали купаться, оступаясь и шипя от боли на крупной гальке. Плюхались, ныряли и не выходили из воды полчаса, а то и час.
На второй день Сашка «подгорела», и мама на ночь мазала ее плечи кефиром. На четвертый день поехали на морскую прогулку, но море было неспокойное, и обеих немножко укачало. На пятый день разыгрался почти настоящий шторм, по пляжу лениво бродили полуголые, загорелые спасатели и сообщали в мегафон, что «купаться нельзя, аллигаторов тьма», как переосмыслила их заявления мама. Сашка играла с волной и однажды получила, довольно чувствительно, камнем по ноге. Остался синяк.
Вечерами по всему поселку гремели дискотеки. Группки парней и девчонок, вооруженных сигаретами, стояли у ларьков, у касс, вокруг старых чугунных скамеек и вели светскую жизнь, естественную для молодых млекопитающих. Сашка иногда ловила на себе оценивающие взгляды. Ей неприятны были эти парни с их нахальными накрашенными подругами, и в то же время скребли на душе непрошеные кошки: в шестнадцать лет отдыхать, как маленькая девочка, с мамой, нормальной девушке стыдно. Сашке хотелось бы стоять вот так, облокотившись о скамейку, в центре шумной компании, и смеяться вместе со всеми, или сидеть в кафе и потягивать джин-колу из баночки, или играть в волейбол на площадке, покрытой растрескавшимся, будто шкура слона, серым асфальтом. Но она проходила мимо, делая вид, что спешит по своим, куда более интересным, делам, и проводила вечера, гуляя с мамой по парку и по набережной, рассматривая картины бесконечных пляжных художников, прицениваясь к полированным ракушкам и глиняным подсвечникам, занимаясь, в общем, совсем не скучными и милыми сердцу делами, – но взрывы смеха, доносившиеся от компаний, иногда заставляли ее вздыхать.
Шторм улегся. Муть в воде ушла, море опять стало прозрачным, и Сашка поймала краба – крохотного, как паучок. Поймала и сразу отпустила. Половина срока, отпущенного на отдых, улетела непонятно куда – казалось бы, только приехали, а уже через восемь дней уезжать…
Человек в синей кепке встретился ей на базаре. Сашка шла, прицениваясь к вишне, обогнула торговый ряд и вдруг увидела его в толпе. Человек стоял поодаль, уставив на Сашку темные очки, не пропускавшие ни лучика. И все-таки она была уверена, что он смотрит на нее и только на нее.
Сашка развернулась и направилась к выходу с базара. В конце концов, вишню можно купить на углу – там дороже, но не намного. Помахивая полиэтиленовым кульком, она вышла на Улицу, Ведущую к Морю, и двинулась вверх, к своей пятиэтажке, стараясь подольше оставаться в тени акаций и лип.
Пройдя полквартала, обернулась. Человек в темном джинсовом костюме шел за ней.
Сашка почему-то была уверена, что он остался на базаре. Вероятность того, что человеку и Сашке просто по пути, оставалась, конечно, но казалась совсем несерьезной. Глядя в черные, непрозрачные стекла очков, Сашка испытала вдруг панический ужас.
Вокруг полно было отдыхающих и пляжников. Дети все так же обливались талым мороженым, ларьки все так же торговали жвачкой, пивом и овощами, с неба жгло послеполуденное солнце, а Сашке сделалось холодно до инея в животе. Сама не зная, откуда страх и почему она так боится темного человека, Сашка рванула вверх по улице так, что только босоножки застучали, а прохожие шарахнулись с пути.
Задыхаясь и не смея оглянуться, она вбежала во двор с «павлиновыми» деревьями. Заскочила в подъезд и позвонила. Мама долго не открывала дверь, внизу, в подъезде, хлопнула створка, послышались шаги по лестнице…