Не снижая скорости, Костя влетел в приоткрытую дверь мужского туалета. Сашка затормозила. Подумав, уселась на подоконник.
По коридору шел, осторожно ступая, третьекурсник. Медленно поворачивал голову, будто шея у него была железная, заржавленная. Иногда замирал, будто прислушиваясь к чему-то, и даже глаза его переставали двигаться, уставившись в одну точку. Потом он снова шел, и так, шаг за шагом, приближался к сидящей на подоконнике Сашке.
Несмотря на по-летнему теплый и солнечный день, он был в шерстяных перчатках. Лоб его закрывала широкая вязаная повязка – не то украшение, не то средство от головной боли.
– Привет.
Сашка не ждала, что он заговорит, и ответила автоматически:
– Привет.
– Первый курс? Кошмары? Истерики?
Сашка облизала губы.
– Ну, в общем, да...
– Понятно, – сказал третьекурсник. – Ты в школе отличницей была?
– А что? – спросила Сашка, нахмурившись.
Парень шагнул к ней. Остановился, покачиваясь, потом неожиданно легко подпрыгнул и сел рядом на подоконник.
– Тебе надо подстричься. Сделать каре. И помаду поярче.
– А тебе какое дело? – оскорбилась Сашка.
– Я твой старший товарищ, могу давать советы, – парень ухмыльнулся. – Валера, – и протянул руку в перчатке.
Сашке пришлось преодолеть себя, прежде чем она протянула руку в ответ и коснулась свалявшейся черной шерсти:
– Александра...
Она перевела дыхание и вдруг заговорила, понизив голос, очень быстро:
– Валера, скажи, объясни, ты уже должен знать: чему нас здесь учат?!
– Объяснить – значит упростить, – сообщил парень после паузы.
Сашка соскочила с подоконника:
– Пока.
– Подожди! – в голосе Валеры было нечто, заставившее ее остановиться. – Я не... выделываюсь. Выламываюсь. Прикалываюсь. Насмехаюсь. Насмешничаю. Зубоскалю. Поддеваю. Я...
Он замолчал удивленно и даже растерянно – будто его собственные слова были тараканами, разбегавшимися от яркого света.
– Ты понимаешь. В самом деле трудно объяснить. Первый семестр самый трудный. Просто выдержи, и все. Дальше будет легче с каждым годом.
– А у меня есть выбор? – горько спросила Сашка.
Валера, все еще сидя на подоконнике, пожал плечами.
– Слушай, – сказала Сашка сухо, – пожалуйста, загляни в туалет и скажи парню... первокурснику... что я его жду. И пусть он перестанет прятаться.
В половине первого ночи Сашка сдалась. Закрыла книгу, уронила под кровать. Закрыла глаза и сразу же уснула.
Проснулась от запаха табачного дыма. Лиза курила, сидя у окна, Оксаны в комнате не было.
– Фу, – Сашка отмахнулась от густого клуба, зависшего прямо перед лицом. – Кури в туалете, а?
– Еще чего? – спокойно спросила Лиза.
Сашка с трудом поднялась. До начала первой пары оставалось полчаса, в коридоре бегали, топали, орали и смеялись.
Она помылась в окутанной туманом душевой, брезгливо переступая босыми ступнями на деревянных, разбухших от воды мостках. На то, чтобы высушить волосы, уже не оставалось времени. В кухне было не протолкнуться от галдящих, звенящих посудой, ожидающих своей очереди к электрическому чайнику. Сашка сунула нос – и ушла. Натянула джинсы и рубашку, рысцой направилась через двор к зданию института, к черному ходу.
Группа «А» пребывала в расстроенных чувствах. Кто бравировал, кто балансировал на краю истерики, кто пытался доучить бессмысленный текст, таская за собой проклятый «Текстовой модуль» с абстрактным узором на потертой обложке. «Вызубрить», как велел Портнов, не смог никто: текст не давался к запоминанию.
– Ну и ладненько, – басил Андрей Коротков, с первого дня примерявший на себя роль всеобщего старшего брата. – Что он нам сделает?
Лиза, похудевшая, осунувшаяся, смотрела на него с прищуром, как сквозь табачный дым. Сашка старалась с Лизой не встречаться.
На первой паре была математика, которую Сашка не любила и от которой искренне рассчитывала избавиться хотя бы в институте; ничего подобного: стандартный учебник, курс повторения, тригонометрия, построение треугольников...
Сашка поймала себя на жадном интересе к полузабытым школьным темам. Учебник был логичен, он был последователен, каждое задание имело смысл. Тонкая книжка, напечатанная на плохой бумаге, вдруг спровоцировала приступ ностальгии; Сашка положила ее в сумку с теплым, почти нежным чувством.
На второй паре был английский. Пара проходила в первой аудитории, это место – даже доска, на которой англичанка бойко выписывала грамматические конструкции, – многим навеяли неприятные воспоминания. Слушая привычные диалоги о погоде, о Лондоне и домашних животных, Сашка смотрела, как Костя перечитывает бессмысленный параграф из «Текстового модуля». Безнадежно качает головой.
Английский Сашке понравился тоже – и преподавательница, ироничная дама с высокой прической. И учебник. И то, что приходилось делать на занятии; язык был логичен. Усилия понятны. Даже зубрежка, запоминание слов, например, имела смысл.
Наступил обеденный перерыв.
На общем стенде с расписанием Костя приколол отдельный список – индивидуальные занятия по специальности. Сашка обнаружила себя под номером «один», ее время начиналось сразу после звонка на третью пару.
– Зачем ты меня поставил первой?
– А тебе что, не нравится?
– Успокойся, – сказала Сашка примирительно. – Я просто спрашиваю, без подтекстов.
– Я подумал, что тебе лучше сразу отстреляться, – сказал Костя, помолчав. – К тому же, ты этот идиотский текст лучше всех знаешь.
– С чего ты взял?!
– Ну не хочешь, я вместо тебя пойду!
Прозвенел звонок.
За деканатом, в закутке, помещалась аудитория тридцать восемь. Почему этой комнате достался такой номер – Сашка понять не пыталась. Стукнула в дверь и вошла. Класс был крохотный, без окон, в нем помещались только стол и несколько стульев. С потолка на очень длинном шнуре свисала голая лампочка. От ее пронзительного света Сашка зажмурилась.
– Вы опоздали на две минуты, Самохина.
– Я... не могла найти тридцать восьмую аудиторию. Я думала, на третьем этаже...
– Мне это не интересно.
Сашка стояла у двери, не зная, что делать и куда идти. Портнов поманил ее пальцем. Она подошла; Портнов – все в том же полосатом свитере – сидел за канцелярским столом, внимательно ее разглядывая. Под этим взглядом – поверх очков – Сашке стало еще более не по себе.