Виталий Лазаренко

— Представьте себе,— ораторствовал он перед окружившими его артистами: гигантский амфитеатр на сто тысяч зрителей под открытом небом. В центре — арена. На ней грохочет, звенит, поет, переливается всеми цветами радуги героическая эпопея завоеваний Октябрьской революции. Участвуют многие сотни людей. Автомобили. Танки. Над головами самолеты. На арену опускаются парашютисты. Действие перебрасывается на Москву-реку. Пароходы. Лодки. Иллюминированные плоты. Можно было бы поставить там «Мистерию-буфф» и моего «Стеньку»...

В конце весны, пока на основной сцене готовили необычайно сложное оформление, труппа опять, как и месяц назад, репетировала в летнем театре сада «Аквариум». На последний, ночной «прогон» Лазаренко примчался прямо с представления в Сокольниках. Одетый чертом, он явился на сцену, залитую светом красных прожекторов, не из-за кулис, а слез по канату прямо из-под колосников, будто действительно спустился в преисподнюю, находящуюся глубоко под землей. По режиссерскому замыслу ему предстояло проделать несколько гимнастических трюков на трапеции. Она была подвешена довольно высоко, и работал на ней Виталий отчаянно смело и без всякой страховки.

Премьера «Мистерии-буфф» состоялась 1 мая 1921 года. Пьеса, открывшая историю советской драматургии, имела грандиозный успех. Постановка явилась одним из примечательных событий культурной жизни молодой республики.

Для Лазаренко тесная связь с новаторским театральным искусством не прошла бесследно. И хотя сам он шутил, что в мейерхольдовской тачанке был всего лишь чекой на колесе, тем не менее то, что довольно длительное время он наблюдал изнутри творческий процесс большого режиссера и талантливых актеров, в немалой степени обогатило его духовно, и, безусловно, способствовало росту его профессионального мастерства.

И наконец, самым значительным можно считать новое близкое общение с великим поэтом. Обаяние его выдающейся личности наложило свою печать на всю жизнь клоуна-публициста. До конца дней он останется страстным почитателем Маяковского, будет следить за всем, что выходило из-под его пера, заучивать многие его строки. Будет неизменно считать себя его учеником и находиться под влиянием этого «огромного, глыбистого», как сказал Илья Оренбург, человека.

В свою очередь и поэт, по свидетельству одного из участников постановки, был тепло настроен к чародею цирка, ему «очень нравилась работа клоуна Виталия Лазаренко... Маяковский с большой любовью и симпатией относился к нему. Он восхищался его трюками и говорил, пожимая руку Лазаренко-«черту»: «Чертовски хорошо!..» *.

*Февральский А. Первая советская пьеса. М., 1971, с. 149.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ С АГИТЦИРКОМ. КРУТЫЕ ПЕРЕМЕНЫ

«Из значительных эпизодов моей жизни,— пишет Лазаренко,— отмечу организованную в 1921 году по инициативе А. В. Луначарского поездку Агитцирка».

Происходила она уже в иных исторических условиях. Разгромлены основные враги революции: добит Юденич, рассеяны полчища Деникина и белополяков, расстрелян в Иркутске по приговору большевистского ревкома «верховный правитель Российского государства» адмирал Колчак; ликвидирован и «черный барон» Врангель. Теперь Красная Армия вела борьбу лишь с политическим бандитизмом — с басмачами в Средней Азии, с отрядами Махно и Петлюры на Украине.

Нарком оглядел веселыми глазами артистов, собравшихся в его кабинете: Альперовых — отца с сыном Дмитрием, братьев Танти и Лазаренко. Заговорил с шутливой интонацией, что рад видеть у себя такой букет веселых талантов, знаменитых гроссмейстеров клоунады. И, посерьезнев, объяснил, зачем они приглашены. В январе по решению Центрального Комитета партии и ВЦИКа проведено совещание политических работников, на котором постановили усиливать актерскими группами агитбригады, разъезжающие по стране в специальных поездах и на пароходах. Развертывать свою деятельность пропагандистам приходится в труднейших условиях: Украина и Поволжье опустошены небывалой засухой, все посевы погибли. Ужаснейший голод, унесший уже тысячи жизней, вызывал паническую растерянность и уныние. И сегодня, как никогда, народу нужен оптимистический, бодрящий голос революции.

Взволнованный тон наркома и страшные факты, говорившие о размерах трагедии, надрывали Лазаренко душу. Мысль его напряженно металась: как, чем помочь народу в такой огромной беде? И способно ли искусство заменить хлеб? Однако Анатолий Васильевич был убежден в целесообразности их миссии и внушил приглашенным веру в победу над последним царем — царем-голодом. Выступать артистам-агитаторам предстоит и перед мирным населением и перед фронтовиками. Цирковое зрелище способно, по его мнению, принести наибольшую пользу, ведь цирк горячо любят самые широкие массы людей. Далее нарком внес ясность, почему, отправляя актерскую группу в самый тревожный район, решили упор сделать на клоунов, хотя обоим московским циркам пришлось заведомо пойти на жертвы: из программы вырваны лучшие номера. А потому, что клоуны вооружены таким сильным средством, как живительный юмор и бичующая сатира. Сатирическое слово, уничтожающее врага смехом, не менее важно для красноармейцев, чем снаряды и патроны, а для населения бодрящая улыбка равна краюхе хлеба.

В распоряжение группы был предоставлен вагон, расписанный знаменами и красными пятиконечными звездами. Путь лежал на Украину.

Продвигались вперед очень медленно — графиков движения поездов не существовало, линия была забита. Лазаренко уже привык к тому, что в эти годы крыши вагонов и подножки всех встречных составов были заняты мешочниками, солдатами, возвращающимися домой.

Группа давала концерты в расположении воинских частей, в летних садах, на театральных сценах, а где был цирк — на манеже. Вывешивались афиши: «Гастроли показательной труппы московских государственных цирков». Номера Лазаренко, Альперовых и Танти — лучшее, что было в тогдашнем искусстве клоунады,— производили фурор. Их выступления нисколько не походили на старую клоунаду с пощечинами и одурачиванием друг друга. Первоклассные смехотворы, они оперативно откликались на темы революционной действительности, весело и остроумно говорили о сегодняшнем, и неудивительно, что повсеместно их награждали восторженными отзывами. Представитель группы Дмитрий Альперов возил с собой репертуарную тетрадь, сплошь испещренную визами, печатями и штампами заведующих политпросветами, начальников агитпунктов, командиров воинских частей. «В Проскурове,— вспоминает Леон Танти,— комендант вокзала наложил через всю страницу замечательную визу на право исполнения представленного нами репертуара — он написал: «Валяй, ребята!»

Лазаренко воочию убедился, как нужен был их небольшой артистический десант людям, живущим с огромным напряжением, какой могучей силой обладал их жизнерадостный смех, который несказанно ободрял усталых и отчаявшихся. Это приносило ему огромное удовлетворение, гордое чувство исполненного долга.

Через полтора месяца труппа вернулась в Москву. «Сменили вагон,— сообщает Лазаренко,— и снова в путь: Харьков, Нежин, Киев, Жмеринка». На этот раз он поехал без семьи. Уцелело несколько его писем и открыток с дороги, полных заботы о жене и сыне, а также кратких сообщений о себе: «Если вам не хватает денег, продай мое кольцо... но только, пожалуйста, не голодайте и не подтачивайте свой организм...» «Послал тебе лекарство, сколько мог. Из другого города пошлю тоже...» «Во время прыжков через лошадей меня не сумели поддержать, я упал и ударился спиной... сделал массаж — прошло... В Харькове взял себе шпрехшталмейстера — одного актера, который получает у меня три миллиона в месяц. Ничего парень. Но надо его еще натаскивать...» «Пиши мне до 25 июля в Николаев. Вокзал, до востребования, артисту Агитцирка В. Лазаренко».