ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ПО ГОРЯЧЕМУ СЛЕДУ
Красный шут обладал способностью увидеть в действительности и вынести на арену в художественно яркой форме то, что сейчас, сию минуту занимало сидящих в зале людей. Сатирический или патетический отклик на жгучие проблемы современности стал нормой его творчества.
По темам и датам его номеров можно было бы составить своеобразную летопись общественной жизни 20—30-х годов, причем получился бы собирательный образ времени на разных этапах строительства нового мира.
Вот лишь некоторые из его выступлений. Чтобы пресечь спекуляцию, свившую в годы военного коммунизма осиное гнездо на Большой Сухаревской площади (теперь Колхозная), специальным постановлением был закрыт рынок, известный под названием Сухаревка. Произошло это 15 декабря 1920 года. А через два дня Лазаренко появился на арене московского цирка с номером «Похороны Сухаревки», решенным средствами циркового гротеска. Клоун выходил на середину манежа и разыгрывал короткую комическую прелюдию: срывал с головы шапчонку и, трагически понурясь, объявлял скорбным голосом, едва сдерживая рыдания: «После тяжелой и продолжительной болезни... наконец-то скончалась... мадам Сухаревка»... Якобы не в силах превозмочь горе, он глухо всхлипывал: «Похоропы назначены на сегодня...» Под звуки музыки (недавно обретшее огромнейшую популярность «Яблочко» было аранжировано в похоронный марш) униформисты несли по кругу черный гроб, на крышке которого стояла лаконичная надпись: «Сухаревка». Следом плелась с траурными повязками на рукавах, с венками и свечами толпа фигляров и паяцев; в отчаянии они рвали на себе волосы и выпускали из глаз клоунские фонтаны слез... Красный шут громко провозглашал: «Конец сухаревской спекулятивной концессии, или самая веселая похоронная процессия». Музыка переходила на разухабистый лад, а шествующие за гробом, побросав погребальные атрибуты, пускались отплясывать «Яблочко». Хлесткая сценка, трактованная в сочных тонах ярмарочно-площадного зрелища, имела большой общественный резонанс.
Девятнадцатого марта 1922 года радиостанция имени Коминтерна передала в эфир первые позывные. Об этом много писали, публиковались фотографии ее башни. На устах у всех были непривычные слова: «радио», «трансляция», «радиостанция имени Коминтерна». Громкоговоритель входил в быт.
Лазаренко вместе с Адуевым мгновенно откликнулись на новинку номером «Радиосатира», острым по тексту и оригинальным по приему. Клоун выносил на манеж некое устройство с микрофонами и наушниками. В коротком стихотворном вступлении он сообщал, что может посредством радио связываться со всем миром. Затем просил в микрофон соединить его с Англией. «Это Лондон? — Разбитной шут подмигивал галерке, дескать, погоди-погоди, сейчас еще и не то услышите.— Дайте дворец. Соедините с кабинетом короля... Здравствуйте, король. Нет, это не из Кремля. Кремль с вами не станет говорить. А вот я, Лазаренко, хотел бы спросить, что поделывает ваш друг Керзон? Что говорите?.. Ах, почтенный лорд сбавил тон. И теперь лежит полутрупом... Ну, будь ему земля пухом».
Зритель бурно реагировал на волнующие события текущей международной политики, затрагиваемые в этом номере. Далее клоун соединялся с Калькуттой: «У аппарата Лазаренко, сатирик-шут. Хочу знать, как товарищи индусы живут? Что?.. У вас факиры по улицам бродят день и ночь... У нас тоже точь-в-точь. Мы тоже бродим, как факиры. Почему? Потому, что нет ни у кого квартиры... Почему англичан до сих пор не избили? Что?.. Что? Тьфу! Разъединили...»
Избранный прием позволял артисту соединиться даже... со штабом нечистой силы. Впрочем, ничего невероятного здесь не было. Писатели, следуя гротескному методу исследования действительности, издавна переносили своих героев в другое время и в другое пространство: или на Луну, как, скажем, Сирано де Бержерака, или на тот свет, как Василия Теркина.
О чем же шел разговор у шута с преисподней? «Это черт? Да будет над тобой милость господня. Какие грешники сегодня поступили к вам в преисподнюю? Что? Восемь монахов, три халтурных артиста и сто сорок вычищенных коммунистов... А что делают халтурные актеры? Ах, втроем разыгрывают всего «Ревизора»... А что бывшие коммунисты? Как? Оказались на руку нечисты: устроили съезд сперва, а потом украли у тебя дрова... Что с ними сделать? Вот осел! Бросай их в братский котел! Сваришь хорошие щи. Это очень жирные товарищи».
Двадцать седьмого августа 1922 года вышел первый номер журнала политической сатиры и юмора «Крокодил», и клоун-прыгун, словно предвидя, что впоследствии будет тесно связан с этим изданием, посвящает ему стихи и совершает перелет через громадную обложку первого номера.
Необыкновенное оживление царило 19 августа 1923 года на набережной Москвы-реки возле Крымского моста. Здесь при огромном стечении народа открылась Первая сельскохозяйственная и кустарно-промышленная выставка СССР. Лазаренко, с трудом протискиваясь сквозь толпу, осматривал с чувством гордости павильон за павильоном. А поздно вечером встретился с Николаем Адуевым. Был? Видел? Многое так и просится на манеж, прием сам дается в руки.
Незамысловатый по форме номер «Всесоюзная выставка Виталия Лазаренко» строился на поочередной демонстрации различных экспонатов, сопровождаемой небольшим стихотворным комментарием. Показывая, к примеру, поросенка, он говорил о свинстве. Гусь, которого он держал в руках, давал повод для рассуждений о породе лапчатых гусей, «каких найдешь в синдикате иль тресте, с него говорят, взятки гладки, зато сам он обожает взятки... пока живет в полном покое, но ясно, что угодит в жаркое...».
Обращаясь к образам животного мира, клоун по-басенному остро критиковал явления общественной жизни. Два петуха, черный и белый, лишь только артист выпускал их на опилки манежа, затевали отчаянную драку, которую он истолковывал как непримиримую вражду двух направлений в русском православии, между так называемой «живой церковью» и «мертвой», между сторонниками патриарха Тихона и преосвященного Антонина. Надо было видеть, как бурно реагировали зрители на яростную схватку черного и белого петухов, воспринимая ее как метафору, посрамляющую мракобесов,— это был смех узнавания. Дело в том, что каждый помнил ту скандальную грызню, которую учинили церковники на недавнем поместном соборе, и потому заключение шута, что «и те и другие все равно мертвы», встречалось шумным одобрением.
Первого сентября 1923 года Японию постигла катастрофа: на Токио и Иокогаму обрушился чудовищной силы тайфун, в результате которого погибло 150 000 человек и сотни тысяч остались без крова и хлеба. Советский народ, движимый чувством пролетарского интернационализма, оказал трудящимся Японии помощь. И артист-гражданин с гордостью говорил с арены об отзывчивости русских рабочих, которые «свой голод вспоминая, японцам шлют от урожая...».
В начале октября 1925 года в швейцарском городе Локарно состоялась конференция европейских государств, на которой империалистические державы пытались разрушить дружественные отношения между СССР и Германией и вовлечь ее в антисоветский фронт. Наши дипломаты одержали блестящую победу на этой конференции, разбив планы заговорщиков. Как только газеты принесли эту радостную весть, Лазаренко тотчас откликнулся хлестким политическим четверостишием, которое читал перед прыжком: