Где–то надо было раздобыть ведро с тряпкой. Вышла в длинный обшарпанный коридор и побрела на запах жареной картошки, доносящийся из самого его конца. Там, стало быть, должна быть коммунальная кухня, а значит, есть и живая душа, которая эту картошку жарит… В конце коридора и впрямь оказалась большая кухня, и у допотопной плиты и впрямь толклась та самая живая душа в образе маленькой неказистой толстушки во фланелевом старом халате, который был к тому же ей явно маловат. Толстушка обернулась к ней от плиты быстро, смерила настороженным неприветливым взглядом и спросила:
— Вы новые жильцы из пятой комнаты, что ли? Сколько вас? Двое? Детей у вас нет?
— Нет, детей нет… — растерянно развела руками Маргоша. — А что?
— Да ничего, — равнодушно пожала плечами толстушка. — Просто недавно Лизавета комнату жильцам с детьми сдала, так тут шуму–гаму было…А вы надолго? Тут вообще–то больше двух месяцев никто и не задерживается. Боятся все. Дом–то аварийный…
— Нет, и мы ненадолго. А вы давно здесь живете? Тоже снимаете, да?
— Я? – почему–то страшно удивилась ее вопросу толстушка. — Я – нет. Я не снимаю. Я здесь живу. Как из детдома вышла, так и живу. Я меня и ордер, и прописка…
— А как вас зовут?
— Меня? – опять удивилась ее собеседница, будто Маргоша задавала ей невесть какие вопросы. – Меня Соней зовут…
— А меня – Маргаритой. Можно Ритой. А вообще, все меня Маргошкой называют, я уж привыкла…
— Маргошка… Красиво как…
Соня вдруг улыбнулась и повернулась к ней от плиты лицом, и Маргоша разглядела ее, наконец, полностью. Она оказалась совсем молоденькой девчонкой, и улыбка очень ей шла, делала лицо довольно милым и симпатичным. И вообще, подумалось Маргоше, если хорошо подстричь эти отросшие некрасивыми рваными прядями волосы, да снять дурацкий, детский и совсем ветхий халатик, да одеть во что–нибудь более приличное, то весьма интересная получится девчонка, приятная такая сексапильная пыша…
— Соня, а ведро с тряпкой в твоем хозяйстве имеется? Там в комнате такая пылюка стоит, что заходить противно! Хочу вот прибрать. Поможешь?
— Ага. Сейчас все дам. Погоди, только картошку дожарю. Хм… Надо же, какое имя интересное — Маргошка…
Она снова обернулась к ней от плиты и улыбнулась уже более дружелюбно, и подмигнула хитренько, и махнула рукой, быстро пробормотав:
— Ты иди пока к себе, я принесу…
Вскоре Соня притащила ей и ведро, и тряпку, и старый вытертый веник, и даже помощь свою хозяйскую предложила - начала весело намывать пыльные оконные стекла, до скрипа протирая их скомканными газетными листами, треща при этом без умолку:
— Ой, а мы в детдоме, знаешь, всегда так окна мыли – старыми газетами! У нас детдом сельский был, рядом с церковью стоял, на горе. Весной на пасху все промоем, все блестит… Знаешь, и хорошо было! Мы дружно жили, и воспитатели были ничего, нормальные, в общем… Сейчас иногда смотрю по телевизору – такие ужасы порой про детдома да интернаты показывают, волосы на голове дыбом встают! А у нас ничего было, прилично так. Даже и не били никого…
— Сонь, а каким ты образом в городе оказалась? Если, говоришь, в селе детдом был?
— Так нас всех после выпуска по разным городам распихивают! Где в деревне работать–то? И меня вот так же. Пришел срок, и выпнули из детдома, и направление на работу дали, на местный камвольный комбинат. И жилье мне как детдомовке тоже полагалось, только я тут сглупила, конечно. Надо было на это жилье хоть одним глазом сначала глянуть, а я как ордер, бумажку эту, увидела, так и схватила ее сразу, и расписалась везде, и сюда на всех парах поперла… А тут такая дыра оказалась – жуть! Я из постоянных жильцов тут только одна и проживаю на сегодняшний день, остальные все сдают…А вы тут как оказались? Вы уже женатые, да? Тоже жить негде? Приезжие откуда–нибудь?
— Нет, Сонь. Не женатые. И не приезжие никакие, местные мы. От родителей вот сбежали. Решили, так нам лучше будет.
— Как это? – округлила на нее глаза Соня. – Как это – лучше? С ума, что ли, сошли? А почему?
— Ну, Сонь, это долго объяснять… — замялась отчего–то Маргоша. Она и сама не поняла, отчего ей вдруг стало так неловко объяснять свой и Пашкин поступок именно этой девушке. И даже не то чтобы неловко, а стыдно будто. Как бывает порой стыдно здоровому находиться в больничной палате среди смертельно больных. Вроде он ничего и не сделал такого, а все равно - стыдно…
— Да ничего, что объяснять долго! У нас же время есть? Есть! Вот я понять хочу, как это – без родителей лучше? Они били вас, да?