— Лен, да ведь ему и в самом деле трудно! Соблазн получить от жизни все и сразу и не таких мужиков ломает. Ему, может, просто помочь надо?
— А как?
— Не знаю, Лен. По крайней мере, твоих доводов он не услышит. По себе знаю. Я их, например, тоже не слышала. Чем больше будешь слов говорить, тем сильнее он сердиться на тебя будет. Придется тебе самой все на себя брать. Начинать протест в одиночку. Как Пашка, сын мой. Он взял и из дому ушел, и во мне вдруг что–то открылось, что–то вдруг расти начало. Работа внутренняя началась, изломала–измаяла меня всю, окаянная…
— И что, мне тоже уйти?
— Не знаю. Смотри сама. А для начала просто откажись от этих походов в гости. Хотя я понимаю, как это трудно…
— Да какие гости, Ася! В гости, это когда тебя приглашают, а не требуют немедленного присутствия! В любое время, хоть днем, хоть ночью. Вы знаете, я такого душевного ужаса никогда еще не испытывала…
— Ну да, чертям же витамины нужны. И всегда срочно. И в любое время – хоть днем, хоть ночью…А раз не хочешь быть витамином – не будь им. На самом деле все просто, очень просто. Взяла и отказалась. И все.
— Ну да. Так оно, конечно. Только Артема жалко – он так шефа своего боится…
— Ничего. Побоится и перестанет. Понимаешь, вы же только в комплексе им нужны, в одной, так сказать, коробочке. А если один составляющий витаминку микроэлемент вдруг выпадет, то и вся коробочка не нужна будет. Так что придется тебе эту войну одной начинать, Леночка. И Артему она на пользу пойдет – в следующий раз уж больше к черту в пасть не полезет.
— Да, Ася. Видно, так и придется поступать, — вздохнула Лена и улыбнулась легко. Вскинув на Асю вмиг заблестевшие глаза, весело добавила: — Господи, я за это время чуть с ума не сошла! Еще б немного, и сломалась. А сейчас думаю — никому не отдам свою жизнь! Фигушки! Сама ее проживу! И Артемкину тоже не отдам!
— Вот и правильно, вот и молодец… — грустно усмехнулась Ася. И вдруг поймала себя на мысли, что страшно сейчас завидует этой молодой женщине. Надо же – решительная какая. И умная. Только и остается – позавидовать. Уж от нее наверняка сын не сбежит, когда вырастет…
— Пойду я, Ася. Спасибо. Заговорила я вас совсем! А дочка у вас – просто прелесть какая! Замечательная, общительная и милая девчонка. Мы с ней хорошо без вас подружили. Так что не корите себя, что вы плохая мать, что подавляли их всегда. Вашу дочку за просто так еще и не подавишь, это же сразу чувствуется! Характер не тот. А у плохих родителей детей с таким характером не бывает. Если б в самом деле подавляли, она б забитая была, как мышка… И сын у вас очень, очень талантливый парень…
— А откуда ты знаешь? Ты ж его вроде не видела!
— Зато слышала!
— Это вы со Светкой сейчас его записи песенок слушали, да?
— Нет, почему…Просто мне Света сейчас похвасталась, что ее брат, то бишь ваш сын – тот самый Паша Макаров, по которому весь молодняк в городе с ума сходит! А мне Сашка, младший братец про него рассказывал. Он же, ваш сын, группу какую–то новую организовал, да? Сашка даже на концерт к ним специально приезжал. Целых два дня в школе пропустил из–за этого. Еще жаловался, что в клуб, где они пели, попасть было невозможно…
— А…Ну да… — моргнула Ася от такой неожиданной информации и улыбнулась растерянно. Хочешь не хочешь, а пришлось таки ей срочно изобразить пафосно–материнское, гордое успехами сына лицо – сколько ж можно в дурацкое положение попадать…
Проводив Лену до двери и тепло с ней распрощавшись, тут же пошла к Светке в комнату и спросила удивленно:
— Дочь, ты знаешь, чего я сейчас услышала? Оказывается, Пашка–то наш со своими песенками популярным становится…
— Ой, мам, ну ты как с Луны свалилась! Да я тебе сто раз об этом талдычила, что он у нас талантливый! А ты – институт, дядя Левушка, деньги…До тебя же ни докричаться, ни достучаться было невозможно!
— Да? Ну да… Наверное…
Ася тихонько повернулась в дверях и, согнув пристыженно спину, вышла из комнаты дочери. А в гостиной вставила в гнездо музыкального центра Пашкину кассету, села с ногами в кресло и начала слушать. Вскоре присоединилась к ней и Светка. Подошла сзади, присела на ручку кресла, ласково обняла мать за плечи. И Ася вдруг услышала…
Слова его песен вдруг стали четко и ясно доходить до нее, и побежали веселыми мурашками по телу, и закружили теплым счастливым ветром голову. Ничего такого особенного в этих словах по сути и не было, конечно. Да разве дело в них было? Слова как слова… Просто они были слеплены меж собой какой–то особой, талантливой искренностью, дружно купались внутри незамысловатой мелодии, создавая единый, щемящий и законченный образ, и проходили прямиком через душу, через сердце, оставляя свой добрый и волнующий след. След человеческого достоинства. Они не были навязчивыми и крикливыми и не лезли в голову настырно–нахально, сопровождаемые убойно–аранжированным ритмом, они просто вежливо присутсвовали, оставаясь при этом в сторонке – кто, мол, захочет, тот нас и услышит…