- А, вон вы о чём... Во-вторых, конечно, приборы.
Приборы у Прохорова, как он уже имел удовольствие доложить, никогда не врали. По крайней мере, в его, Прохорова, смену. Может, это кому и не нравится, может, кому и хочется, чтобы они соврали разок-другой, но тут уж извини-подвинься. Прохоров свою зарплату за то получает, чтобы приборы не врали. При нём. Вот так. Конечно, если они соврут, да ещё в конце квартала, да ещё, сами понимаете, в большую сторону, то может и премия получиться. Мало ли что при выходе с месторождения приборы покажут одно, а при входе на сборный пункт - другое. Проставь то, что больше - вот тебе и премия. Только Прохоров плевать хотел на такую премию, которую за враньё платят. Вот так!.. А никто и не заводится, Сергей Николаевич, кто заводится? Я говорю, что приборы у меня не врут. При мне. Мало ли что машина! Как я на смене так у машины совесть появляется. Спросите, откуда? А я с собой приношу. А потом уношу. Моя совесть. Вот так.
- Понял, Петрович. И что показали твои совестливые приборы?
Приборы показали Павлу Петровичу увеличение дебита скважин на острове. Все замерные установки острова дали суммарную прибавку в двести кубов. Такой прибавки дряхлая нитка, проложенная чёрт-те когда по дну озера, выдержать не может, она и так работает на пределе. А замерные установки подключены в устьях скважин. Установки не врут - на прошлой неделе проверял. Значит? Значит, падение давления в нитке...
- Значит, порыв, - сказал Даблин.
- Вот видите - сами догадались, - согласился Павел Петрович. - Порыв. Представляете, как там хлещет? И хорошо, если на берегу, а не под водой.
- Ладно, Петрович, спасибо, - медленно сказал Даблин и опять ухватился за подлокотник. "Ну, я вас!.." - Спасибо, Петрович, - повторил он, успокаиваясь и опуская себя в кресло.
- А не за что, Сергей Николаевич, - отозвался Прохоров. - Я вам ничего нового не сказал, вы сами догадались. Сводки-то у вас на столе, я правильно понимаю? А там все цифирки имеются. Правильные цифирки, в мою смену полученные. Журнал неисправностей - вещь серьёзная, ему перечить никак нельзя: штраф поболее премии выйдет. Вот так. Приятно побеседовали, спасибо, что не забываете...
Понесло Петровича, подумал Даблин. Пускай несёт. Пускай его подольше несёт, лишь бы трубку не бросал, он мне ещё нужен. Сейчас будет нужен. Сейчас... Даблин уже не слушал. Он изо всех сил цеплялся за подлокотник кресла, сопротивляясь неприличному воспарению, и отстранённо наблюдал, как неопределённое "ну, я вас!.." обретает форму и плоть, разрастается, становясь развёрнутой программой действий по спасению озера. Не плана, а озера - вот что плохо. Это - основной минус. Плевать. Принимаем как должное, со всеми вытекающими. Дальше... Губы его сами собой произносили ничего не значащие слова: "Конечно, Петрович!", "А ты как думал?", "Это мы ещё посмотрим..." (лишь бы его несло, лишь бы не бросал трубку!), а перед глазами сгущалось, ветвилось, росло дерево замысла, и Даблин до боли в глазах вглядывался в ещё не вполне ясные контуры. Бульдозерист. И не любой, а Трофимыч, потому что работать много и тонко, возможно - ночью. Это если на берегу. А если на дне? Водолазы. Абсорбенты. В этом году рыбалке хана но хоть для следующего года... Водолазы: телефонограмма в Усть-Ушайск, два вертолёта - итого, не раньше, чем послезавтра. Поздно. Плохо, если на дне. А почему на дне? Там глубоко, давление. Если изоляция держит и коррозии нет, то порыва на дне не будет. Значит, бульдозер. Раз. Нет, бульдозер два. Раз - отключение. Чтобы больше не хлестало. Вот зачем мне нужен Прохоров: оптимальный вариант отключения!
- Петрович! - сказал он, уже осмысленно.
- А что, Сергей Николаевич, разве не так? - спросил Прохоров, продолжая что-то своё.
Рано! - подумал Даблин. А вдруг замерные установки за неделю... мало ли что... И никакого порыва нет, а? А я отключу остров в конце квартала.
- Всё так, Петрович, продолжай, я слушаю, - соврал он в телефонную трубку и потянулся к другому телефону, выпустив подлокотник. "Ну, я вас!.."
Его сейчас же выволокло из кресла и протащило ногами по краю столешницы. Ухватившись свободной рукой за угол стола, Даблин раздражённо пнул кресло, и оно с грохотом повалилось на пол. Повисим. Дверь заперта, можно и повисеть.
И тут второй телефон грянул сам.
- Не отходи, Петрович, - быстро сказал Даблин и потянулся ко второму телефону. - Что?.. От аппарата не отходи, мы ещё договорим! - и рванул трубку. - Да! Даблин слушает!.. Что значит - нет порыва? На Карасёвом проверили? Так какого ж... Немедленно послать группу! И грейте бульдозер чтобы через час был готов!
Трубка лепетала что-то жалобно-протестующее, не стоило слушать - что. Трусит, лебезит - значит, неправ.
- Порыв есть, Реваз Габасович! Есть! - рявкнул Даблин. Галстук мешал ему, потому что Даблин висел в очень неудобной позе: почти вниз головой, почти чиркая туфлями по стене над поверженным креслом; галстук, вывалившись из расстёгнутого пиджака, мотылялся внизу, задевая за телефоны, а пиджак сваливался на шею. Даблин, прижав правую трубку щекой, рванул с себя галстук и бросил его вниз, на стол. - Есть порыв! - повторил он. - Что значит "маленький? Не меньше двухсот тонн! - козырнул он цифрой, подсказанной Прохоровым. - Не меньше! Ищи. Через час доложишь. Всё.
Всё. Завертелось. Реваз просто так лебезить не станет - чует кошка... А вот теперь начнутся сложности. Ох, начнутся, и ведь немалые, знать бы заранее - какие. "Ну, я вас!.." Дерево замысла шевелилось, трепетало ветвями и гнулось, оно было ещё слишком подвижным, но - чётким. Очень чётким.
- Петрович! - радостно гаркнул Даблин, швырнув Реваза на рычаги.
- Так я вот что думаю, Сергей Николае...
- Ерунда, Петрович! Слушай сюда: сейчас ты мне будешь диктовать схему отключения острова, а я буду записывать. Если ты боишься, сделаем вид, что я её сам придумал. Но - оптимальную схему, Петрович! Чтобы только эту нитку и ничего больше, понял? Соображай.
Петрович соображал долго - секунды три.
За это время Даблин успел сбросить пиджак, набрать на селекторе код управления "Шуркинонефть", вызвать кабинет главного энергетика и, убедившись, что там никого нет (ещё бы: без десяти полночь!), потянулся ко второму телефону, чтобы звонить ему домой.
- Не выйдет, Сергей Николаевич, - сказал Прохоров.
- То есть, как не выйдет? - Даблин, уже набравший две цифры номера, прихлопнул рычажки ладонью - и это легкое движение подбросило его ещё на несколько сантиметров.
Оказалось, что насосы на острове включены по аварийной схеме, и автоматы у них заблокированы. Из-за высокого давления в старой запарафиненной нитке насосы работали с перегрузкой, грелись, часто отключались. А нынче ведь что? Двадцать восьмое сентября, конец квартала. нынче дешевле два-три насоса потерять, чем план недодать. Вот так. Поэтому до утра ничего не выйдет.
- Почему до утра?
Да потому, что вода в озере высокая, темень, дождь. Ночью никто не поплывёт. Ведь отключить остров - это значит отключить подстанцию, которая на острове и стоит.
- А если не только? - спросил Даблин. Очень ему не хотелось задавать этот вопрос.
- Тогда, Сергей Николаевич, вырубай всю шестую линию. Вот так. Это, считай, половина месторождения простоит. До утра. И всё равно утром плыть на остров: за ночь вы ничего не успеете, а автоматы там заблокированы. Как только дадите энергию, насосы опять заработают. Вот так.
- Ну, почему у нас всё так по-дурацки, а, Петрович?
- Не по-дурацки, Сергей Николаевич, а по-русски. По временной схеме. Сами знаете: нет ничего долговечнее...
- Знаю. Ох, как я это знаю! Ладно, Павел Петрович, спасибо за консультацию. Пока. Не напивайся сегодня.
- Так ведь хорошее было озеро.
- Ну, этим ты его не спасёшь. Будь.
- А вы, значит, спасёте.
- А я спасу. - Даблин положил трубку и потёр виски. Ладно. Убрал со стола галстук (просто смахнул его на пол) и оглянулся на стену. Чистая. Значит, не задел. Повезло.
Итак, половина месторождения. До утра. Это три тысячи тонн нефти если до утра. А если на сутки - восемь тысяч... Допустим. То есть, этого как раз допускать нельзя, восемь тысяч тонн в конце квартала - слишком большой дефицит.
Даблин, изогнувшись над столом, снял туфли - чтобы опять не наследить на потолке и стенах, - аккуратно поставил их на подоконник возле рации и, развернувшись, занял привычное положение: над самым столом, головой к окну, так, чтобы вся аппаратура была под рукой, а если падать - то невысоко и на стол. "Ну, я вас!.." Окинул хозяйским взглядом дерево замысла. Замысел был строен, чёток, строг. И в меру подвижен. Три тысячи тонн - это самый большой дефицит, который можно допустить. Это - максимальная цена озера в конце квартала. Есть, поехали дальше. Главный энергетик. Лучшего решения, чем предложил пьяница Прохоров, это должностное лицо предложить не сможет. Разве что сам поплывёт на остров. Ночью.