8 декабря. В 17 позвонил Успенский: "Хочу еще раз обняться и попрощаться. А у дежурной оставляю тебе мою книгу". Я сказал, что сейчас забегу в "Эридан". Забежал. Выпили по три капли коньяка. Проводил на вокзал, подписал ему и Элеоноре мои книжки. А на его подарочном "Крокодиле Гене" он крупно вывел: "Отцу и Основоположнику…" И когда я спросил: почему "основоположнику", он на полном серьезе: "Потому что я понял за эти дни: ты в городе основоположник всех прекрасных дел - от Пушкина до Шагала…"
10 декабря. Готовится приказ: изменения, перестройка на телестудии и придется вместе со многими уходить… Жаль расставаться с теми, с кем столько связано в работе моего художественного отдела, но слава Богу, они еще остаются - Володя Сивицкий, Лора Коваленко, Тася Насонова, Миша Шульман, Женя Геращенко, Вера Медведская, Валерий Зельвинский…
12 декабря. Последний день на телестудии. Приказ, в котором почти 30 человек. Забрал трудовую книжку. Прощаясь, сказал: "Здесь жизнь моя была, и труд, и бой… Я ухожу и уношу историю с собой…"
13 декабря. Мой первый пенсионный день. Не нарушил свой привычный распорядок: встал в 6, зарядка, холодная вода под краном, в 8 - до вокзала… Разбирал газетный архив.
14 декабря. Ура! Я – дед! В эти грустные для меня дни Бог подбросил великую радость - у Лены родился сын! И это произошло 13!..
15 декабря. В 11-м номере журнала "Беларусь" - мой "Дневник Шагаловского года". И вот он уже на русском, белорусском и чешском. И не перед кем, кроме Миши, погордиться. Сергей в больнице…
16 декабря. Звали на студию: в кабинете председателей будет встреча и сладкий стол. Я: "У меня свои радости и свои сладости".
21 декабря. "Выбор" - уже 3-я полоса моих стихов на еврейскую тему… Звонок Лены. У моего внука уже есть имя - Ионатан. Я сразу: "А по Библии - Ионатан друг царя Давида!.." Ионатан - с иврита - Богом данный…
26 декабря. Сегодня у Иони - трудный день: брит-мила. А у меня это было в июле 1932, 62 года тому назад.
30 декабря. Даже трудно сравнивать мой первый пенсионный день и сегодняшний. Родился внук… Есть работа - продолжение всех моих общественных дел, но на зарплате, - литцентр (!).
31 декабря. Что хотите, друзья, говорите мне. Есть талантливей и знаменитее. Но строка моя тихая гордая - в кровеносной системе города.
1995
2 января. "Пиши, старый пес, пиши!" - вот главный плакатик, среди многих других, которые я разместил на ребрах книжных стеллажей, и написал его трижды…
4 января. Полоцк. Праздник книги в Музее книгопечатанья, в Новолополоцком университете. Выступал, читал.
5 января. С Бородулиным: Бутевич выделил дотацию на мое "Избранное" - и оно наконец в самом деле подписано в печать…
20 января. В Германии. Вечером для горожан Вецлара мой доклад, наш доклад - потому что Попкович не просто переводит мою прозу и стихи, а со знанием дела рассказывает о Шагале. Переполнен уютный зальчик, пришли даже оба бургомистра, городской и сельский. Разговор с Клаусом, мужем Урсулы в доме Хайнеке, где мы живем: о вине немцев перед белорусами и особенно (его слова) перед евреями, "вину надо искупать". Вчера в музее "Дом Лотты": рождение книги Гете "Страдания молодого Вертера", ообразы…
21 января. В Кёнингштайне увидели книжку стихов Вяч. Куприянова, которую немцы издали на двух языках. Идея: почему бы не издать на русском и немецком мою книжку стихов о Витебске и Шагале в переводах Попковича?
22 января. Майнц. Собор Святого Стефана с витражами Шагала. Смотрел и слушал Баха. 6 витражей - в центре на трех Давид. Приходила вечером Лора Герстер, принесла мне журнал, в котором мое "Прощайте, Карповичи!" в ее переводе. Прочла вслух, Володя сказал, что хороший с точки зрения точности перевод. Интересно было: я прочел по-русски, она по-немецки…
23 января. Поездка в Марбург. За рулем Клаус, он учился здесь, где учился Пастернак. На плакате строки Поэта: все, что делается сегодня, откликнется завтра, в будущем. Через годы угарные зла, насилья и мрака еще бродит по Марбургу душа Пастернака. В вечереющем мареве и в минуты рассвета снова слышится в Марбурге голос Поэта. В нем - любовь и страдание, ликование света. И внимает Германия вдохновенью Поэта. …А за гетто, за тень его, что стоит у порога, снова просит прощения у Поэта и Бога.